Провинция (сборник)
Шрифт:
Виктора привела в этот город командировка. Здесь жил Борис Терехов, друг детства. И вот сидят они, совсем взрослые люди, за столом, ведут сбивчивый разговор, не придя ещё в себя от объятий, рукопожатий, похлопываний по плечу, от горьковатого чувства осознания быстро бегущего времени. Воспоминания, воспоминания. Речка Белая, известняковые горы за речкой, сад пенсионера Бурыгина с необыкновенно сладкими грушами («А помнишь, как влепил дед солью в зад Сеньке Бузырёву?») и многое другое, чего один, сам с собою наедине, и не вспомнишь. Но иссякают воспоминания, рассеивается туман, за которым видел друга мальчишкой, и
– А ты, Витька, не изменился ничуть, – с некоторой завистью говорит Борис, приглядевшись. – Вот залысины, правда, далеко пошли…
– Зато твоя причёска как и была. А седина даже к лицу, – в тон отвечает Виктор.
– Причёска та, да печёнка не та, – усмехается Борис. – А главное, сердечко стало пошаливать.
– Выпиваешь?
– Как сказал какой-то умник, пью меньше, чем хочется, но больше, чем надо, – и Борис захохотал, запрокидывая голову.
Привычка так хохотать за Борисом Тереховым ещё со времён школы. Он и тогда так хохотал, запрокидывая красивую, с волнистым густым волосом голову. Девчонки всей школы на него заглядывались, а учительница физики, старая дева Анфиса Валентиновна, за любой ответ Борисов меньше четвёрки не ставила. Впрочем, все в классе звали его не Борис, а Болис. Он не обижался, откликался. Пошло это картавое прозвище от его матери, тёти Нюры, души не чаявшей в своём единственном. Она одевала Бориса на зависть одноклассникам. Часы, мотороллер, аккордеон… На аккордеоне самоучкой Борис играл виртуозно, без нот, на слух схватывая «Метелицу» или ещё что посложнее. Был он, в общем, первым парнем. Он и теперь выглядел представительным, даже красивым, но лицо стало одутловатым, с бурым пятнистым румянцем, белки глаз в прожилках сосудов.
– Мальчишки, у вас весело, я к вам! Боренька, распорядись!
Тамара поставила на стол запотевшую бутылку «Столичной».
– Ну, о чём вы тут без меня секретничали? Ведь не виделись-то сколько?
Она ловко расставляла на столе закуски. Улыбаясь, щуря небольшие карие глаза, несмотря на крупную фигуру, быстро двигалась по комнате.
– Ну, давай за встречу! – Борис доверху наполнил пузатые рюмки.
«Ладно уж, – подумал Виктор, – такая встреча не часто бывает…». Ему не хотелось ещё и обижать хозяев – сразу отказаться от спиртного. Но когда Борис вновь стал разливать, Виктор решительно прикрыл рюмку рукой.
– Повремени, Борис!
– Ну, как хочешь, а я выпью. – и Борис выпил опять до дна. Лениво потыкал вилкою в тарелку, ловя маринованные грибочки.
– Это мы с Борей в доме отдыха собирали, – пояснила Тамара, увидев, с каким интересом рассматривает Виктор малюсенькую шляпку гриба, наколотую на вилку. – В бутылках мариновали…
От выпитой рюмки по телу разлилась тупая лень, беспричинное благодушие. Виктор откинулся на спинку стула, слушал, как Тамара уговаривала Бориса закусить после выпитого, а тот брюзгливо отговаривался.
В углу радиола тянула какую-то рыдающую мелодию, большая люстра, сложное сооружение из металла и стекляшек, излучала переливчатый свет. Ковры на стенах, палас на полу, чеканка, полированное дерево – всё в тон, всё солидное. Уютная квартира, дружеские лица… Виктору здесь хорошо, спокойно. Как дома. Хотя, по правде
– И часто ты по командировкам мотаешься? – наполняя рюмку, интересуется Борис.
– Да нет! Мне и на заводе беготни хватает.
– А вот я поездил по командировочкам! – Борис опрокинул рюмку в рот, покривился, понюхал корочку хлеба. – Да… Поездил… – он масляно поиграл глазами. – Потом Тамара перетащила меня в свою контору. Теперь командировки в пивбар у неё беру… – и опять захохотал.
– Поездил, поездил… Помотал мне нервы…. – Тамара, шутливо сдвинув брови, смотрит на Бориса. – Как же! Ему холостяковать нравилось. Вот там он желудок и печень пьянками да сухомятиной испортил. Я тогда сказала – хватит, Терехов!
– Тогда зарабатывал я в два раза больше…
– Пил ты там в три раза больше! – парирует Тамара.
Зазвенел телефон, и Тамара отошла к журнальному столику в дальний угол комнаты, уселась на мягкий пуфик. Виктор, наклонившись к Борису через стол, вполголоса спросил:
– А с Галкой ты давно не живёшь?
– Давно. Всего два года и прожил. – Борис потускнел голосом. – Забыл уж, как жил с ней вместе.
– Но ведь сын был у тебя?
– Он и сейчас есть, Андрей. С ней живет.
– Я помню, ты с Галкой ещё с восьмого класса дружить начал.
– Дружба дружбой, а жизнь… Она не то…
– Но ведь и любовь была? – настаивал Виктор.
Виктору Галя Бородина тоже очень нравилась, но разве мог он тягаться с красавчиком Борисом, первым парнем, да к тому же его другом?
– Ты говоришь, любовь? – Борис кисло улыбнулся, посмотрел сквозь свою рюмку на люстру, осторожно поставил на стол. – А когда квартиры нет, когда пелёнки мокрые над головой висят. Тут ещё Галка приболела по женской линии. А с Тамарой мы тогда вместе работали в цехе. Квартира эта тоже её, она со своей бабкой жила. Бабка померла недавно. Ну, сам понимаешь…
– Не понимаю… – Виктор говорил откровенно. – Галка же тебя любила!
– Выгнала она меня, когда узнала. И на развод сама подала. Ну, в общем, что было, то прошло. Давай ещё по напёрстку…
– Я не буду. Не наливай.
– Не хочешь? За Галку обиделся? Ну, и не надо… У нас по-интеллигентному, каждый сам по себе.
Он выпил, вновь стал ловить вилкой ускользающие грибочки.
– Заскучали без меня, мальчики? А я заболталась. Это я, Боря, с Лидой говорила, из нашей группы. Ну, беленькая такая… Забыл?
– А я и не помнил. Лидия… они у вас там все беленькие, чёрненькие, серенькие.
– Боря!..
– Ладно, молчу, – Борис тяжёлым взглядом обвёл стол, медленным движением взял бутылку за горлышко – она была пуста. Вопросительно уставился на Тамару.
– А старичку моему в постельку пора, бай-бай. Пойдём, Боренька, я уже разобрала. Тебе, Витя, раскладушка сейчас будет…
Придерживая высокого грузного Бориса, повела его в спальню, уложила. Потом достала раскладушку из кладовой, принесла подушку и простыни, постелила. Быстро, ловко. И ушла в спальню.