Провинция (сборник)
Шрифт:
Семён Кузьмич пошёл вверх по проспекту. Он шёл, вглядываясь в лица молодых людей, но не с целью узнать нападавших на него, – вряд ли бы он узнал даже высокого парня, а у малорослого он и лицо-то не видел. – ему захотелось поглядеть на это поколение, от которого был он в последнее время далёк. Вчерашнее ощущение бессильной ярости и ненависти к нападавшим, ушло. Вчера, будь он моложе, извернувшись, бил бы и калечил без жалости тех парней. Сегодня это чувство сменилось на что-то похожее на жалость. В мире блестящих иномарок, сверкающих витрин магазинов, разряженных женщин и холеных мужчин, алкоголь и наркотики скрашивают жизнь этим изгоям, толкают
Семён Кузьмич вспомнил новую куртку. Ну, сорвали… Чёрт с ней! Слишком блестела эта кожа или тот же кожзаменитель…
Побеседовав в аптеке с молоденькой, но очень серьёзной девушкой-провизором, Семён Кузьмич приобрёл таблетки, снимающие отёк, получил рекомендацию по пользованию. Теперь можно идти домой, отлёживаться.
Есть, о чём поговорить
Мобильный телефон в кармане забился в дрожи, и Седунов, не сбавляя шага, достал его и приложил к уху. Звонила его знакомая, Анна Горская. С утра он с ней встречался в коридоре Университета, где она, как и Седунов, работала преподавателем. Утром обычное приветствие давно знакомых и не совсем равнодушных друг к другу людей в коридорах это: «привет!», если поток студентов не очень густ, а в толчее – поднятие руки с улыбкой в придачу. В это утро было последнее.
– Николай, у меня есть идея посидеть за чашечкой кофе или чая. Заходи часам к шести.
Седунов и Горская давно были на «ты», а за чашкой кофе, иногда и чего-то покрепче, именовались Коля и Аня.
Хотя Николай Петрович Седунов и до знакомства сталкивался с Анной Борисовной в длинных и часто полутёмных коридорах, её лицо, бледное, с усталыми глазами, обрамлённое простой учительской причёской, не бросалось ему в глаза. Да и одежда Анны, чаще всего в серых и тусклых тонах, не подавала ему сигналов как мужчине. А его, рослого мужчину с чёткой выправкой отставного офицера, женщины замечали. Случай свёл их за пределами учебного заведения. Они познакомились в «Диалоге», клубе мецената Игоря, владельца торговой фирмочки.
За столиком на четверых Седунову досталось место с женщиной, какую он вроде бы видел где-то. Оказалось, они трудятся в одной конторе и живут на одной улице, в десяти минутах ходьбы пешком. Седунов положительно оценил не крикливый прикид Анны и немногословность. Он особенно не любил последнее – женскую болтливость.
Приглашения на чашку чая по телефону не удивило Седунова. Эти посиделки уже лет пять как длятся. То по случаю, то просто так, при одном и том же «градусе» отношений – дружбе. Существует, однако, дружба между мужчиной и женщиной, во что Седунов в молодые годы ни за что бы не поверил! После ранней смерти жены Седунов остался один с подросшим сыном и, когда горечь утраты женщины, какая его любила, поутихла, стал обращать внимание на других и даже делал попытки сближения, но быстро разочаровывался. Молодые требовали постоянного внимания, а силы у Седунова были уже не те, близкие же к нему по возрасту глядели, что называется в корень: выясняли, есть ли у него площадь для прописки взрослого сына, какую пенсию получает, на кого будет писать завещание…
Анна Борисовна возрастом попадала в середину выше упомянутых категорий, могла самостоятельно развлечься посещением какого-нибудь концерта бардов или вечера поэзии в местном Дворце культуры, на двоих с матерью, доброй старушкой, владела частной однокомнатной квартирой в хрущёвке.
Из-за
Анна писала стихи. Седунов тоже писал стихи, и в Анне находил благожелательного критика и читателя. В общем, поговорить при встречах было о чём, в том числе и на кухне за чашкой чаю. Анна соблазняла Седунова, по-холостяцки питающегося дома самой примитивной пищей, чем-нибудь изысканным, вроде фруктового рулета, маслин – Седунов их только терпел – или свежих пирожков маминого приготовления.
Так получалось, что в диалогах по любому вопросу между Николаем и Анной всегда возникали противоречия. В поэзии, например, мнения их о Цветаевой и Бродском сходились, других любимчиков Горской Седунов не очень жаловал.
Поддразнивая Анну, Седунов приводил цитату из воспоминаний Виктора Шкловского о Мандельштаме, что многие стихи его на грани смешного, утверждал, что Пастернак путается в метафорах сам и путает читателей. полностью соглашался с вождём всех времён и народов Иосифом Джугашвили, что Владимир Маяковский – величайший поэт России. Они спорили, и хотя в этих спорах истина не рождалась, каждый оставался при своём мнении, Седунову это нравилось.
…Хорошо. Договорились, – пробормотал Седунов в трубку, и ускорился, чтобы немного отдохнуть у себя в каморке и, может быть, немного разобрать заваленный журналами, папками с рукописями, эскизами стол.
Седунову катастрофически не хватало времени. Засиживаться допоздна за столом опасно: терялся сон. Смотреть в тёмный потолок заполночь и считать баранов или верблюдов, бредущих по пустыне, чтобы заснуть, бесполезно. Надо вставать, принимать снотворное, вновь ложиться, чтобы утром проклинать грохот будильника.
На прошлых посиделках разногласия возникли совсем не на литературной почве. Николай Петрович рассказал Анне о письме, какое прислал друг из далёкого города. У друга, тоже офицера запаса, умерла жена, и он в печали и растерянности – на квартиру, в которой он жил, имеет полное право взрослый сын от первого брака умершей.
– Ничего! Будет твой друг искать новую жену с квартирой. И найдёт! Все они такие, военные – привыкли жить на всём готовом. Анна изрекла это с приличной дозой сарказма, явно прицеливаясь в самого Седунова.
– У военных, офицеров служба, дальние гарнизоны, переезды по приказу начальства. – Седунов пытался как-то выгородить «своих». – А защита Отечества, а готовность идти на смерть?
– Солдаты идут на смерть, а офицеры их посылают… И вообще, захребетники у народа эти чины! – Анна уже сердилась, и Седунов сдался. Доказать женщине что-либо, о чём она знает смутно, невозможно. Это Седунов знал хорошо по собственному опыту.
И ещё одна тема разводит Седунова и Горскую по разные стороны баррикад: тема патриотизма. Седунов никакой не квасной патриот, он видит результаты ошибок, непрофессионализма и просто воровства персон власть предержащих. Результаты эти – на ценниках продуктов, в квитанциях оплаты коммунальных услуг, в уличном беспределе. Но это его страна, его земля. Неухоженная, захламлённая, безалаберная, но его, родная.
– Я хоть завтра уеду из этой страны… В Канаду. Там люди по-людски живут, – говорит Анна жёстко.