Проводник Отсюда (сборник)
Шрифт:
Именно в осветительной Хмель и знакомится с Люциусом Феросом – пожилым, мудрым, прихрамывающим на левую ногу. Многие годы он работает осветителем в театре… но только Хмель, и то не сразу, а лишь раз за разом наблюдая из осветительной за идущими на сцене спектаклями (кто-то уже сдает свои экзамены), понимает удивительную вещь. Вовсе не от случая зависит, кто будет освистан, а кто удостоится оваций! И даже не от режиссера, перед которым заискивают юноши и кокетничают девушки. Режиссер – тоже пешка. Растафа Кавай – это беззаветно влюбленный в театр, болеющий душой за актеров, но ничего не решающий человек.
Все решает Люциус!
Именно
Позволю себе процитировать несколько строк из романа.
«Люциус вновь опустил руку в буковый ящик – и вновь вытянул, на этот раз с квадратным стеклышком, густо-синим, скрипнувшим в деревянных пазах.
– Море? – наугад спросила Хмель. – Или небо?
– Не бывает такого моря, – покачал головой Люциус. – И уж поверь, девочка, что не бывает такого неба…
Помолчав, будто вспоминая свое, давнее, он ловким движением опустил стеклышко в прорезь световой пушки. Взялся за резиновые рукояти, развернул ствол на сцену… Подмигнул Хмель, положил руку на выключатель…
И Хмель вдруг показалось, как в том давнем сне, что из прожектора ударит не луч, света – а заряд смертоносной картечи!
– Не надо! – воскликнула Хмель.
Но Люциус уже включил пушку. И на лицо Арвина, так вдохновенно читавшего свой монолог, наползла почти неуловимая синь. Юноша, похоже, и не заметил синей тени.
Заметила Хмель – и тяжело выдохнула.
Не заметил, но почувствовал зал – и затаил дыхание.
Арвин был словно и живой – и неживой.
– Это смерть… – прошептала Хмель. – Я не знала… что она – синяя.
– Она бывает любого цвета, – обронил Люциус, не отрывая рук от световой пушки.
– Ты же убиваешь его… – поняла Хмель. Воскликнула с ужасом: – Люциус, не надо! Ты убиваешь Арвина!
– А ты хотела, чтобы я убил Анет? – спросил Люциус. Почти равнодушно спросил. Посмотрел Хмель в глаза – и прошептал: – Девочка-девочка… А есть ли у меня выбор? Ведь не я пишу эти пьесы. Я только лишь ставлю на свои места свет и тьму. Сейчас зрители думают, что Арвин жертвует собой ради любимой, что своим мастерством он сумел совершить чудо и сыграть плохо! Не лучший ли это выход, Хмель?
Одним быстрым взмахом руки он вырвал из пушки синее стеклышко: горячее, почти раскаленное. И, будто даже опережая свет, вложил в прорези оранжево-желтый стеклянный кругляш.
На лицо Арвина лег теплый живой свет. И зал дружно вздохнул – завороженный чудом».
Итак, юная Хмель узнала, что это ее новый друг, нелюдимый старик Люциус, решает, кто из актеров погибнет, а кто преуспеет. И это тайное знание, о котором она не решается никому говорить (да и что, собственно говоря, изменится?), погружает ее глубокую тоску. С одной стороны, она может попросить Люциуса сделать ее героиней новой пьесы… а может и попросить, чтобы кто-то из одноклассников провалился. В ее руках оказывается страшная сила – но девочка вовсе не готова к тому, чтобы этой силой воспользоваться.
А самое ужасное, что довлеет над девушкой, – воспоминание о гибели ее маленького братца Кумара. Когда ей было всего лишь семь лет, она вместе с родителями пошла в Театр. Ей велено было присматривать за пятилетним Кумаром, но она отвлеклась… и расшалившийся ребенок выбежал на сцену!
Законы Театра суровы. Оказавшись на сцене, Кумар вынужден был играть. Актеры
Гибель брата всегда тяжким грузом лежала на совести Хмель. А теперь она размышляет – а уж не заглядевшись ли на веселых световых зайчиков, пущенных Люциусом по проходу зрительного зала, ребенок побежал на сцену?
Ведь в той пьесе не погиб ни один актер – проигравшим оказался маленький Кумар! Так, значит, в особых случаях Люциус может спасти всех актеров, пожертвовав кем-то из зрителей!
Вот в таком хитросплетении человеческих (только ли человеческих?) судеб, желаний и стремлений заканчивается первая часть романа «Ремарка» и начинается вторая.
Можно в очередной раз восхититься Дарованием супругов Дяченко и многообразием их творческих приемов! Ведь вторая часть «Ремарки» – это как раз та самая пьеса «Выход», которую в первой части репетируют герои! Написанная неведомым творцом, поставленная бессильным Растафой, подвластная тайным пружинам Люциуса – пьеса разворачивается перед нами, причем, начинаясь как классическая пьеса, «Выход» постепенно меняет ритмику, персонажи начинают называть друг друга настоящими именами, в действие все активнее вторгается и зрительный зал, и Люциус, и даже (вот они, те самые «ремарки») автор всех пьес.
Не стану портить читателям впечатление, пересказывая еще и сюжет пьесы. Замечу лишь, что финал, при всей внешней пафосности и сентиментальности, заставляет слезы наворачиваться на глаза. И прощальный диалог Хмель Косяк и Растафы Кавая – это практически белый стих, искренняя и торжествующая песнь любви, которая выше всех пьес, ролей и даже Драматургов!
Провернуть назад!
Александр Громов – один из немногих современных писателей, чьи книги очень щедро насыщены фантастическими элементами Там, где обычный писатель использует одну-единственную идею на весь роман, Александр, подобно щедрому сеятелю, разбрасывает целую пригоршню идей. Особенно эта черта любопытна в связи с тем, что Громов активно работает в жанре фантастики катастроф, уничтожая человечество все новыми и новыми способами. Казалось бы – эти способы надо экономить! Два раза одну голову не отсечешь!
Ан нет! Меньше двух-трех напастей для населения Земли Александр Громов, как правило, не использует.
Не стал исключением и его новый роман «Провернуть назад» (авторские название – «День пятый»). Поскольку он выпущен издательством «Новая Космогония» в малотиражной серии «Планетарные пространства» и доступен немногим, не лишним будет более подробно рассказать сюжет.
Часть первая – «Фарш» – рисует перед нами яркую, впечатляющую картину ближайшего будущего. Начинается роман маленьким эпизодом из наших дней – главный герой, пятилетний Толя Клюквин, просит маму пожарить на обед котлеты. Но мама отказывает малышу, поскольку мясорубка давно сломана. И вот, в лучших традициях романов в жанре хоррор, обиженный Толя возмущенно смотрит на ненавистный кусок говядины (кстати, автор хорошо замотивировал любовь Толи к котлетам и неприязнь к жареному мясу – у мальчика только что выпали все молочные зубы, и жевать ему трудно). Детская обида приводит к поразительному эффекту – под взглядом мальчика мясо превращается в фарш!