Проводник
Шрифт:
— А что, вашу мать, это значит?!
Уже прикрикнул я сам на себя? И следующая мысль повергла меня в пучину пустоты и жуткого интереса одновременно. Чтоб выяснить прав ли я, я должен начать что-либо визуализировать, если голоса появятся, значит я прав, а нет, значит, придётся подумать ещё.
Эксперимент номер 1.
Я пытаюсь свизуализировать свою комнату, только с немного изменённой мебелью.
— А можно мне кресло поудобнее? А то спина затекла (хруст, как будто кто-то разминает шею). (40)
— А мне и на диване удобно, как и всегда, можешь его оставить. (16)
Я был
— Вы кто такие?
Сказал я тихо и монотонно, пытаясь не прервать визуализацию.
— Привидеееееееенья!!!! Уууууу
Растянул тот, что обладал юношеским голосом.
— Ну хватит.
Смерил его серьёзным тоном голос за сорок.
— Вестники мы. (40)
— Шизофрении!!! Ахахахаа! (16)
Хлоп!
Прозвучал настоящий хлопок, звук, который по моему мнению должен сопровождать подзатыльник.
— Ай. Ну я шучу, посмотри как он побледнел, весело же. (16)
У меня начало темнеть в глазах, и последнее, что я услышал, проваливаясь в пустоту, было недовольное ворчание того, что за 40.
— Ну какого хрена?! Могли же поговорить, объяснить всё, в конце-то концов! (40)
— Извини, я не буду больше…
Глава № 2
Где-то вдалеке слышится раскат грома, и «петрикор» (запах пыли или земли после дождя) ощущается всё чётче (странно, я никогда раньше не использовал это слово, да и узнал его в каком-то сериале, но это был именно он). Мне кажется, что я лежу на влажной траве, футболка немного промокла, но мне всё же тепло и я чувствую, как по мне едва ощутимо плывут волны ветра. Боюсь открывать глаза, ведь я уверен, что был в квартире, но голоса, которые я слышал придают абсурдность и нереальность происходящему, так что я вполне мог напиться и уснуть где-нибудь в парке, с равной на то вероятностью. Мне нравится иронизировать и поэтому я подумал, что для полноты картины сейчас не хватает именно тех голосов, чтоб окончательно добить меня. Не успел я открыть глаза, чтоб удостовериться в том, что просто загулял и теперь придётся расхлёбывать последствия, как услышал уже знакомое.
— Вставай! (16)
— Тише ты, не иначе как он по нам соскучиться успел, это так мило… Тьфу.
С наигранным отвращением выдавил последнюю часть фразы тот, что был старше.
— Кто бы вы ни были, идите в задницу!
Окончательно осмелел я.
— Я не собираюсь! Ни вставать! Ни открывать глаза! (кажется, у меня истерика)
— Ну, тут ты как хочешь, конечно. Но я бы просто не лежал посреди поля во время грозы, и если тебя прожарит молнией, как следует, до медиум велл, нам придётся искать другого на твою роль, а это лень.
Я вскочил на ноги… Слов просто не было, хаотичные мысли роились в голове, как муравьи вокруг сахара. Шок — это совершенно не то слово, я действительно стоял посреди огромного пространства, больше похожего на колышущийся океан высокой, желтовато-зелёной травы, а небеса были затянуты грузными, почти чёрными облаками, через которые (как я заметил, весьма динамично) пробивались лучи света. Эта картина соединяла нереальные вещи.
— Я стою
Произнёс почти шёпотом и похолодел. Я уже слышал эту фразу, меня схватил озноб. Всё это, я всё это видел раньше! Только где?
— Да тут ты это и видел. (16)
Сомнений в том, что голоса читают мои мысли не оставалось.
— Где я?
Жалобно проскулил, аж обидно за себя стало.
— Это по мере посещений мы тебе объясним, если не сломаешься. (40)
— Ты же сам иногда двигал под рюмку теории о многослойности реальности. Так вот, добро пожаловать в один из слоёв. (16)
— Это не совсем точно. (40)
— Думаю, ему и этого пока хватит. (16)
Я опустился на землю, потому что дыхание перехватило. То ли от свежего воздуха, который, казалось, можно зачерпнуть ладонями, сложенными лодочкой, и выпить, то ли от осознания, что я нахожусь совершенно не в квартире (какая свежая мысль). Как быстро я сменил направление своего удивления с голосов на обстановку, теория относительности в действии. И как только эта мысль проползла (именно проползла) в моей голове, из-за моей спины в поле моего зрения вышли двое.
— Двое из ларца.
От неожиданности ляпнул я первое, что пришло в голову. Двое переглянулись и залили, кажется, всё пространство смехом, перекрывающим гром, каждый на свой лад. Один из них был одет, как заправский ковбой: шляпа Стэтсон, джинсы, сапоги со шпорами и рубаха вышиванка (мать вашу, вышиванка), перевязанная верёвкой. Ростом он был явно выше меня, на первый взгляд около двух метров (в голове начали всплывать фразы из сказок «косая сажень в плечах») и, чёрт возьми, это было про него. Лицо, по которому нельзя было сказать о возрасте, обрамляла аккуратная, но густая борода. И кроме всего остального абсурда, его глаза выдавали в нём нечто нечеловеческое, они переливались серо-голубым светом. Это был не блеск и не свечение, какое рисуют в играх, больше всего это напоминало туман, который вращается по спирали, а в его центре горит свеча голубого пламени. Это был обладатель голоса за 40.
Второй выглядел вполне современно: деловой костюм, очки, короткая стрижка и дубина на плече в треть размера самого человека (если это был человек). Его глаза были такими же, как и у ковбоя, за исключением цвета, огонь был зелёным.
— Это ты «дубина», а у меня палица. И не чья-нибудь, а палица самого «Ильи».
Подняв указательный палец к небу, продекламировал тот юношеским голосом, что абсолютно не вязалось с его внешностью.
— Ильи? Ильи Муромца?
Спросил я почти срывающимся голосом на грани истерики. И взглядом указал на бородатого в ковбойке.
Двое опять заржали, громко и заливисто.
— Нет. Но хорошо, что у тебя сохранилось чувство юмора, значит с ума не сойдёшь… По крайней мере сразу. (16)
— Есть у нас мастер, зовут его Илья Геф. Он делает чудеса всякие, оружие, броню, гаджеты по-современному. Левша, в общем, своеобразный, если это применимо к его случаю. (40)
— Я, возможно, повторюсь, но уж извините за грубость.
Прошипел я нарочито наигранно.
— Но кто вы, нахрен, такие, и где я?!
— Ты главное успокойся, нам твои потери сознания уже надоели.