Провокации против России
Шрифт:
Добывающие источники в силу объективных причин не всегда могли этого сделать. К тому же информация о противнике поступала не только от агентуры. Данные поступали от других многочисленных источников. Возможно, начальник Генштаба не знал о докладах Рихарда Зорге, Кима Филби, источников госбезопасности о подготовке фашистской Германии к нападению на СССР. Однако у него были другие ответственные каналы. Разведданные на этот счет поступали от военных атташе из Берлина, Белграда, Софии, Бухареста, Вены и других стран и своевременно ему докладывались. Их содержание было достоверным и говорило о многом, в том числе о времени нападения Германии, о группировках немецких
К сожалению, в силу противоречивости многочисленных разведданных и сложности быстротекущей обстановки многие сведения игнорировались Сталиным, Наркоматом обороны и Генеральным штабом. А нередко
* В своих воспоминаниях маршал Г. К. Жуков, оценивая итоги войны в целом, высоко оценил работу военной разведки, отметив, что она свои задачи решала успешно. Это - пример для нашего времени. Сегодня военная разведка - передовая, преданная и самая надежная застава России.
** Содержание документов разведорганов госбезопасности и Разведуправления Генштаба из архива КПСС опубликованы в «Известиях ЦК КПСС» (1990. № 4. С. 198-223).
103
просто отвергались как ненадежные или провокационные.
Приведу самый, очевидно, осведомленный источник информации, о котором почему-то история умалчивает. Я имею в виду германского посла в Москве графа фон Шуленбурга*. За несколько недель до войны Шуленбург обратился к находившемуся тогда в Москве советскому послу в Германии Деканозову, другу Берии и доверенному лицу Сталина, и пригласил его к себе на обед для доверительной беседы. Присутствовали четверо: Шуленбург, его ближайший сотрудник, советник германского посольства Хильгер (который впоследствии и рассказал об этом), Деканозов и Павлов (переводчик Сталина и Молотова). В Берлине об этом ничего не знали.
Уже после войны Хильгер сообщил в своих воспоминаниях, что «Шуленбург очень боялся пойти на этот отчаянный шаг», считал, что дело может кончиться судом в Германии за государственную измену. Тем не менее он себя пересилил. Предчувствуя, что война на два фронта в конце концов ведет Германию к разгрому, опытный немецкий дипломат старой школы, консерватор и националист, но не фашист, решился на все.
Он и Хильгер «открыли глаза» Деканозову. Они предложили передать Сталину, что Гитлер уже в ближайшее время ударит по СССР. Это, безусловно, была государственная измена! И какая! Посол сообщает правительству, при котором аккредитован, что его страна вероломно нападет на их страну. Шуленбургу грозила за это смерть и несмываемый позор**.
Но как реагировал на это советский руководитель? «Наши усилия, - пишет Хильгер, - закончились пол-
* Эту версию рассказал мне в 1982 г. в Бонне советский посол В. С. Семенов, который в 1941 г. был советником полпредства СССР в Германии.
** Посол Германии в России граф фон Шуленбург в 1944 г. был повешен на железном крюке в берлинской тюрьме Плетцензее за участие в заговоре генералов против Гитлера. До этого он намеревался перебраться через фронт в СССР, чтобы от имени заговорщиков договориться о прекращении войны.
104
ным провалом». Сталин не поверил Шуленбергу,
Хильгер добавляет: «Чем дальше шло время и чем больше я наблюдал за поведением русских, тем больше я убеждался, что Сталин не сознавал, как близко было угрожающее ему нападение. По-видимому, он думал, что сможет вести переговоры с Гитлером о его требованиях, когда они будут предъявлены. Похоже, что Сталин был готов к новым уступкам Гитлеру».
Конечно, информация посла Шуленбурга была ценной, но в этом деле напрашивался явный шантаж, довериться которому советский лидер не мог.
Подводя итог разговору о развединформации разных источников, я не ошибусь, если скажу, что ключ к разгадке недооценки времени начала войны подсказал нам сам Сталин. В августе 1942 г. Черчилль, будучи в Москве, напомнил Сталину о важном значении своего предупреждения лично им и через посла Криппса о надвигающейся большой войне Германии против России. На что Сталин ответил: «Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнется, но я думал, что мне удастся выиграть еще месяцев шесть или около этого»*.
В этом ответе, видимо, кроется вся разгадка. Сталин думал, что Гитлер ведет с ним игру обмана и шантажа и допускал возможность оттянуть время нападения на СССР хотя бы на полгода. Он знал, что Красная Армия еще не полностью готова к войне и хотел выиграть время до 1942 г., о чем откровенно высказался К. А. Мерецкову в начале февраля 1941 г.
* * *
В заключение считаю целесообразным высказать принципиальные положения, касающиеся подготовки к войне страны и армии.
* СССР в борьбе против фашистской Германии. М., 1976. С. 155.
105
Версия маршала Г. К. Жукова о том, что Сталин «игнорировал явную угрозу нападения фашистской Германии», некорректна. Приведенные в разделе факты говорят об огромной работе страны и армии по подготовке к отражению агрессии. Абсолютное большинство мероприятий на этот счет проводились по решению и под руководством Сталина.
Не соответствуют действительности укоренившиеся в отечественной историографии утверждения, что наши Вооруженные Силы были приведены в боевую готовность только по директиве Генерального штаба в 23.45 21 июня 1941 г. и данная директива была единственным документом на этот счет. На самом деле многие соединения и части приграничных военных округов и флотов по приказу командующих (с разрешения Генштаба) в боевую готовность были приведены 18-20 июня, о чем подтверждают И. Баграмян, П. Полубояров, П. Пуркаев, А. Головко, другие высокие руководители войск военных округов и флотов, а также рассекреченные документы.
При этом в военных округах имелись разработанные планы обороны государственной границы, а войска и флоты имели четкие и конкретные задачи по отражению немецкого удара.
Не хватало лишь правильного понимания современного «сценария» начального периода войны. Между тем если стратегия вступления государства и армии в войну изначально ошибочна, то ничто - ни искусство генерала на поле боя, ни доблесть солдат, ни отдельные одноразовые победы - не могло иметь того решающего эффекта, которого можно было ожидать в противном случае.