Провокации против России

Червов Николай Федорович

Еще до начала Крымской конференции американская и английская делегации 30 января - 2 февраля 1945 г. провели совещание на о-ве Мальта, на котором

310

был принят план завершающего этапа военных действий в Германии. При этом британский премьер решительно настаивал на том, чтобы начать англо-американские операции как можно скорее, пока наступление русских на Восточном фронте не завершилось полным поражением немцев.

При обсуждении германского вопроса Черчилль уже не настаивал на расчленении Германии, чего он требовал ранее, а искал возможность использования Германии в будущем в антисоветских целях. В английских и американских реакционных кругах начали вынашиваться

планы создания после войны блока западноевропейских государств, включая Англию, Францию, Бельгию, разумеется, Германию и другие страны. Таким образом, кирпичики будущего агрессивного блока НАТО закладывались Черчиллем еще на Крымской и Потсдамской конференциях.

В то же время в недрах англо-американской антисоветской политики начали вызревать корни «холодной войны» против Советского Союза, с тем чтобы не допустить укрепления сил социализма, помешать росту их влияния в мире, а если представится возможность, загубить СССР силами извне и изнутри.

Данью политике «холодной войны» явилась кампания против решений Крымской конференции, начатая западными реакционными кругами и поддержанная правой буржуазной историографией, в первую очередь в США. Некоторые из историков Америки стали подавать решения Крымской конференции чуть ли не как предательство американских интересов со стороны президента Ф. Рузвельта. Одновременно ему противопоставлялся Черчилль как истинный защитник не только английских, но и западных интересов в целом, непримиримый оппонент Сталина.

Как мне представляется, для того чтобы определить роль Черчилля в антигитлеровской коалиции, надо ответить на вопрос: чем была вызвана его энергичная борьба против германского фашизма? Конеч-

311

но, не тем, что он стал союзником СССР, так как это был союзник поневоле. Черчилль всегда прежде всего руководствовался британскими интересами, против которых выступала гитлеровская Германия. Для Черчилля антигитлеровская коалиция была борьбой против политических и экономических противников Англии. Если бы нацистская Германия не создала угрозы (военной, политической, экономической) для Великобритании, то Черчилль вряд ли выступил бы против нее и уговорил бы США сделать то же самое.

О взаимоотношениях Сталина и Черчилля пишут по-разному. Иногда падкие на сенсацию знатоки-журналисты свидетельствуют о том, что якобы «…сын сапожника из заштатного грузинского городка Гори восседал за столом с английским аристократом Черчиллем, который не питал нежных чувств к своему вынужденному союзнику» и относился к нему свысока.

Между тем на деле все было как раз наоборот. Аристократ Черчилль считал за честь, если во время совещаний ему уделял внимание «сапожник» Сталин и был на седьмом небе, когда советский лидер поддерживал или соглашался с его высказываниями. Аристократ Черчилль восхищался умственными способностями Сталина, его прозорливостью и умением почти мгновенно проникать в сущность обсуждаемых проблем.

Что касается человеческого отношения «сапожника» к аристократу, то оно симпатией не отличалось и носило сугубо деловой и нередко резкий характер.

Во время Ялтинской конференции состоялся обед, на котором Черчилль произнес тост, как он сам писал, «на серьезную тему». «Я возлагаю, - сказал Черчилль, - свои надежды на замечательного президента Соединенных Штатов и на маршала Сталина… которые, разбив наголову противника, поведут нас на борьбу против нищеты, беспорядков, хаоса, гнета». Черчилль говорил, что считает жизнь маршала Сталина «драгоценнейшим сокровищем» и шагает по земле

312

с большой смелостью и надеждой сознавая, что «находится в дружеских и близких отношениях с великим человеком, слава которого прошла не только по всей России, но и по всему миру».

Автор книги «Уинстон Черчилль. Политическая биография» В. Г. Трухановский отмечает, что эти слова

были уж очень далеки от истинных чувств Черчилля. Вероятно, Сталин решил показать Черчиллю, что не верит в такую пылкую любовь британского премьера. Он ответил: «Я хочу выпить за наш союз… В союзе союзники не должны обманывать друг друга. Быть может, это наивно? Опытные дипломаты могут сказать: а почему бы мне не обмануть моего союзника? Но я как наивный человек считаю, что лучше не обманывать своего союзника, даже если он дурак. Возможно, наш союз столь крепок именно потому, что мы не обманываем друг друга; или, быть может, потому, что не так уж легко обмануть друг друга. Я провозглашаю тост за прочность союза наших трех держав. Да будет он сильным и устойчивым; да будем мы как можно более откровенны».

Черчилль понял, что это серьезный разговор, а не шутка, и много лет спустя в мемуарах написал: «Я никогда не думал, что он может быть таким откровенным»*.

По воспоминаниям очевидцев, отношение Рузвельта с Черчиллем было противоречивым. Довольно часто Рузвельта утомляло упрямство британского премьера. Например, в Ялте, как вспоминает государственный секретарь Стеттиниус, после начала очередной речи Черчилля президент послал американской делегации записку: «Опять полчаса болтовни». Говоря о своих взаимоотношениях с британским премьером, Рузвельт как-то сказал: «Я от него устал! И вы устанете, если вам придется истратить пять часов, как только что сделал я,

* Цит. по: Трухановский В. Г. Уинстон Черчилль. Политическая биография. М., 1977. С. 429.

313

пытаясь втащить Уинстона в тачке на крутой холм». Вместе с тем Рузвельт привык к Черчиллю и высоко его ценил*.

Отношения Сталина и Рузвельта были взаимно доверительными, уважительными и откровенными. В советской истории Франклин Делано Рузвельт занимает место как выдающийся президент Соединенных Штатов, достойный активного подражания. Он смотрел далеко вперед: добился дипломатического признания Советской России, был нашим союзником в годы Второй мировой войны, восхищался храбростью и патриотизмом советских воинов, мечтал об устройстве послевоенного безопасного мира под контролем будущей Организации Объединенных Наций. Больной, наполовину парализованный, он восхищал окружающих своим интеллектом, оставался всегда ярким, острым и способным на быструю реакцию.

Сталин симпатизировал Рузвельту как человеку и президенту. Их беседы на конференциях носили дружеский, уважительный, можно сказать, доверительный характер. По всем вопросам, даже самым сложным, они находили взаимопонимание. Сталин видел в Рузвельте умного государственного деятеля, а Рузвельт в Сталине - мудрого политика и полководца.

Из протокольных записей бесед обращает на себя внимание, что на первой же встрече с советским лидером Рузвельт попытался создать атмосферу доверительности. Не было никакой натянутости, настороженности, никаких неловких длительных пауз.

Что касается поведения Сталина на конференциях, то дополнительно к тому, что о нем было сказано выше, А. А. Громыко подчеркивал следующее: «Где бы ни доводилось его видеть, прежде всего обращало на себя внимание, что он человек мысли. Я никогда не замечал, чтобы сказанное им не выражало его определенного отношения к обсуждаемому вопросу. Вводных

* Трухановский В. Г. Указ. соч. С. 357.

314

слов, длинных предложений или ничего не выражающих заявлений он не любил. Его тяготило, если кто-либо говорил многословно и было невозможно уловить мысль, понять, чего же человек хочет. В то же время Сталин мог терпимо, более того, снисходительно относиться к людям, которые из-за своего уровня развития испытывали трудности в том, чтобы четко сформулировать мысль… Сам он брал точностью в формулировании мыслей и, главное, нестандартностью мышления…»