Proxy bellum
Шрифт:
Подсадить друг друга и забраться на балконы? Тоже времени нет.
Бежать назад? Так там метров сто или чуть побольше до следующего изгиба улочки.
Деваться им было некуда.
— Повторяю. — раздалось из громкоговорителя. — Сложить оружие. Разойтись по домам. Иначе вас уничтожат.
Ветеран, негодный к строевой из-за травмы ноги начал нервно озираться. Его товарищи явно были подавлены. Более того — склонны подчиниться. Ведь одно дело вступить в бой и погибнуть в, например, перестрелке. И совсем другое дело — вот так.
Вот с мерзким дребезжанием на брусчатку упала первая винтовка. Вот звякнул пистолет. Вот еще…
И он не выдержал.
Он вскинул свою винтовку, припав на колено, и прицелившись выстрелил в смотровую щель САУ. Он ненавидел русских всем сердцем, всей душой. И во время провозглашения независимости резал их. И еще бы резал, если бы их можно было найти в Финляндии. Так что сдаваться вот таким позорным образом и отступать он не собирался. Тем более, что в случае последующих зачисток и фильтраций его все равно бы либо пристрелили, либо отправили в лагеря. Было за что.
Звук выстрела прокатился по улице, слившись с глухим ударом от попадания пули в толстенную плиту брони. Почти что шлепком. Потому что она была со свинцовым сердечником, который просто расплескало от удара.
Кто-то из ополченцев тоже начал стрелять.
Кто-то с криками ужаса побежал назад.
Кто-то поднял руки, отбросив от себя оружие.
Кто-то застыл в ступоре.
БАМ!
Ударила легкая гаубица. В ее боекомплект входила картечь, чтобы накоротке работать. Не шрапнель, а именно картечь, которая в контейнере вылетала из ствола и давала на ста пятидесяти метрах очень неплохую осыпь. Хотя на уток охоться. В том числе и потом, что применялись не шарики, а маленькие стрелки — этакие мини-флешетты, уложенные в три слоя.
Жух!
Пролетел шквал металла.
И люди либо заорали от ужаса, либо от боли, либо молча упали.
В основном такие стрелки не убивали на такой дистанции, если только не какое-то особое неудачное попадание. А вот раненых они оставляли массу.
Почти тут же ожила 20-мм автоматическая пушка и спарка 13-мм пулеметов. Открыв шквальный огонь в упор. Ведь эта дистанция для них — в упор и есть. От чего люди, оставшиеся еще стоять на ногах, буквально «взрывались» от попадания тяжелых, массивных пуль, залетающих к тому же, группами.
Так-то и одна 13-мм пуля, залетев в голову, разорвет ее как спелую тыкву. А тут — по две-три попадало. Про 20-мм и речи не шло. Из-за чего вся улица в этом месте несколько секунд выглядела каким-то адским зрелищем. Словно люди лопались, стремясь своим содержимым окрасить не только брусчатку, но и стены… Словно это была какая-то чокнутая компьютерная игра, завлекающая участников особой жесткостью и спецэффектами.
Жуть.
Наконец стрельба затихла.
САУ дала малый ход. И громыхая гусеницами по брусчатке, двинулась вперед. Отряд еще не вышел на намеченный ему рубеж, который он намеревался достигнуть. Так что спустя пару минут тяжелая боевая машина прошлась по этому месиву еще и гусеницами. Следом это сделали и МОП, которых, на самом деле было больше двух.
— Что это у нас? — спросил президент Финляндии, садясь кушать.
— Тартар со свежим яйцом и помидорами под красное сухое вино. — произнес повар, открывая крышку, закрывающую тарелку.
— Вы издеваетесь?
— Отнюдь, — ответил повар, глядя прямо в глаза президенту Финляндии.
— Это ужин?
— Для вас — да. Час назад мой сын был превращен в тартар. По словам жильцов, видевших это своими глазами. Потому что его без должного вооружения бросили на танки.
— Я сожалею…
— Сожалеете? Не думаю. Это ведь вы и сделали. Вы живы до сих пор, только потому что меня к вам не пустили с ножом. А вилкой вас быстро не убить. А долго… времени мне просто не дадут. — кивнул он на телохранителя.
— Что вы такое... говорите… — закончил фразу президент, глядя уже в спину уходящего повара.
Скосился на телохранителя.
И покачал головой. Дескать, не надо, не дергайся. Хотя тот явно потянулся к пистолету.
— Тартар… — тихо произнес президент и ткнул вилкой в свежее, сырое, мелко нарубленное мясо… — Кто догадался бросить в бой его сына?
— Он служил в полиции, — услужливо заметил секретарь.
— Ясно. Идиоты. Как будто когда-то бывало иначе. — покачал он головой. — А танки? Откуда они тут взялись?
— Говорят, что из порта выходят тяжелые танки. Такие страшные эпизоды почти повсеместно происходят. Хотя часть ополченцев бросает оружие и расходится по домам…
Оставив нетронутым ужин, президент встал из-за стола и направился к телефону. Снял трубку. И попросил его соединить с Маннергеймом. Так как телефонную связь, несмотря на пожар, уже удалось восстановить. И бойцы ССО повторного удара по узлу не наносили.
Пока во всяком случае…
— Слушаю. У трубки Маннергейм. — раздалось в динамике.
— Густав! Это катастрофа! В Хельсинки танки!
— Порт отбить не удалось?
— Нет. Мы пытались. Честно. Но у нас огромные потери. Меня сейчас чуть собственный повар не зарезал, сын которого погиб во время такой атаки.
— Вы дурак?
— В каком смысле?
— Что сын вашего повара забыл в такой атаке?
— Я… не знаю…
— Значит дурак. Ясно. Хотя кто еще мог втянуть Финляндию в эту катастрофу?
— Вы забываетесь!
— Мне положить трубку?
— НЕТ! Что мне делать?
— Я бы посоветовал застрелиться. Но вам духу не хватит. Так что собирайте верных людей и уходите из города. Или, если получится, постарайтесь сдаться.
— Сдаться? — сдавленно переспросил президент.
— А вы что — воевать собрались дальше? Как?! Кем?! В столице мясорубка. Основные силы скованны и находятся в оперативном окружении. Советы предпринимают десанты… Вы понимаете, что натворили?!
— Я выполнял рекомендации английского командующего…