Пройти по Краю Мира

Тан Эми

— Ничего, — сказала тетушка жестами. — Я потом скажу ей, что могу спать на полу.

— Напиши ей ответ. Скажи Старой Вдове Лау, что я отправлю тебя через неделю. Я бы сама тебя отвезла, но сейчас самый сезон для туши, и у нас очень много дел. Я попрошу мистера Вэя отвезти тебя на его телеге. Он всегда возит снадобья в Пекин в это время и не будет возражать против еще одного пассажира, если ему немного доплатить.

Драгоценная Тетушка шевельнула руками, чтобы привлечь мое внимание.

— Сейчас тебе надо сказать, что ты не можешь

ехать одна. Кто проверит, хороший ли это брак? Что, если эта хлопотливая и безмозглая кузина попытается сбыть тебя с рук второй женой в бедную семью? Попроси ее подумать об этом.

Я покачала головой. Мне не хотелось сердить мать ненужными вопросами и тем самым лишать себя возможности поехать в Пекин. Драгоценная Тетушка дернула меня за рукав, но я проигнорировала ее. Потом я проделала то же самое еще несколько раз, и это привело ее в ярость. Она не могла говорить, а мать не умела читать, поэтому, когда я отказалась говорить за нее, это сделало ее бессловесной и беспомощной.

Когда мы вернулись в нашу комнату, тетушка принялась меня умолять:

— Ты слишком юна, чтобы ехать в Пекин одной. Это гораздо опаснее, чем ты думаешь. На тебя могут напасть бандиты, отрубить тебе голову и насадить на кол…

Я не отвечала ей, не спорила, тем самым не давала ей ни малейшей возможности меня убедить. Иногда она выражала свою злость на то, что написала Старая Вдова Лау:

— Этой женщине плевать на твое благополучие. Она лезет в чужие дела ради денег. Скоро она сама будет вонять так, как те зады, которые она все это время обнюхивает.

Потом Драгоценная Тетушка дала мне письмо, которое я должна была передать Гао Лин, чтобы она прочитала его матери. Я кивнула, но, выйдя из комнаты и завернув за угол, открыла его и стала читать: «Помимо стрельбы и разных волнений летний воздух опасен странными болезнями, которыми полон Пекин. Там они не такие, как встречаются у нас, из-за них у Лу Лин могут отвалиться кончики пальцев и носа. К счастью, я знаю, как это лечить, чтобы с возвращением Лу Лин у нас не началась настоящая эпидемия».

Когда тетушка спросила, отдала ли я матери письмо, я ответила с холодным сердцем и каменным лицом:

— Да;

Я солгала, а Драгоценная Тетушка вздохнула с облегчением. Она впервые поверила моей лжи. А я задумалась, что могло в ней измениться, если она перестала чувствовать, когда я говорю неправду. Или изменилась не она?

Накануне моего отъезда Драгоценная Тетушка стояла передо мной со своим письмом в руках. Я скомкала его в тугой комок, который сунула в карман штанов.

— Что это значит? — Она схватила меня за руку.

— Оставь меня в покое! Ты больше не можешь говорить мне, что делать.

— Ты думаешь, ты такая умная? Ты все еще ребенок!

— Нет, не ребенок. Ты мне больше не нужна!

— Была бы не нужна, если бы у тебя была голова на плечах!

— Ты просто хочешь оставить меня здесь, чтобы не лишиться своего положения няньки!

Ее лицо потемнело, как будто она задыхалась.

—

Положение? Ты думаешь, что я живу здесь ради унизительного положения твоей няньки? Ай-ай! Зачем я дожила до того, чтобы услышать такие речи от этого ребенка?

Мы обе дышали, как после бега. И я прокричала ей слова, которые часто слышала от матери и тетушек:

— Ты жива, потому что в нашей семье добрые люди и они сжалились над тобой и спасли тебе жизнь. Мы не обязаны были это делать. А Самому Младшему Дядюшке не надо было пытаться на тебе жениться. Он попытался и навлек беду! Вот почему его убила собственная лошадь! Все это знают.

Ее тело разом обмякло, и я подумала, что это оттого, что она признала мою правоту. В тот момент мне стало ее жаль так же, как я жалела нищих попрошаек, которым не могла смотреть в глаза. Мне казалось, что я наконец повзрослела и она потеряла власть надо мной, словно прежняя я смотрела на меня нынешнюю, испытывая восторг от того, как я изменилась.

На следующее утро Драгоценная Тетушка не помогла мне собрать одежду, не приготовила мне еды в дорогу. Она просто сидела на краю кана, отказываясь на меня смотреть. Солнце еще не встало, но я видела, что ее глаза были красными, а веки — опухшими. Сердце мое обмирало, но разум был тверд.

За два часа до рассвета пришел мистер Вэй с осликом, впряженным в повозку, полную высушенных змей для лекарских лавок. Я повязала шарф, чтобы укрыть от солнца лицо, и забралась на повозку рядом с ним. Вся семья вышла к воротам меня провожать. Все, кроме Драгоценной Тетушки. Даже Гао Лии стояла там с неумытым лицом.

— Привези мне куклу! — крикнула она.

Ей было тринадцать лет, но она все еще оставалась ребенком.

Мы ехали весь день по пыльной дороге. Каждый раз, когда ослик останавливался попить, мистер Вэй окунал в воду отрез ткани и наматывал ее на голову, чтобы спастись от жары. Вскоре я стала так же поступать со своим шарфом. Когда пришло время обеда, мистер Вэй достал жестяную банку с пельменями, а у меня не было ничего. Мне не хотелось просить Старого Повара приготовить мне с собой еды, потому что я боялась, как бы он не сказал матери, что не надо отправлять меня в Пекин. Мистер Вэй, конечно, предлагал мне свою еду, а я, конечно, делала вид, что не голодна. Он предложил ее снова еще раза два и больше не стал. Вот я и ехала с пустым желудком рядом с восемью клетками, в которых были уродливые змеи.

До Пекина мы добрались уже вечером. Я тут же ожила и забыла о беспокойстве сердца и пустом желудке. Когда мы достигли пропускного пункта, я больше всего боялась, что нам не разрешат въехать в город. Полицейский в фуражке пошарил по моему узелку и заглянул в клетки со змеями.

— Зачем вы едете в Пекин? — спросил он.

— Доставляю лекарства. — Мистер Вэй кивнул на клетки.

— Выхожу замуж, — честно ответила я, и тогда этот полицейский повернулся к другому и повторил ему мой ответ. Они засмеялись.