Проза жизни [Обыкновенная жизнь] (Жизнь как жизнь) (Другой перевод)
Шрифт:
Подходя к своему дому, она увидела у калитки братишку.
— Знала бы ты, какую я видел машину! — восторженно сообщил ей Янушек. — Спортивный «ягуар» последней модели, красный, а салон обит чёрной кожей, фары йодные…
— Ага, кстати о машинах, — перебила его Тереска, вспомнив, что брат прямо-таки помешан на автомобилях. — Ягуар ягуаром, а вот если ты увидишь «фиат» с номером Великой французской революции…
— Ты что, сдурела? — в свою очередь перебил её Янушек, останавливаясь перед дверью. — Какой ещё номер у Великой
— Я про дату говорю. Номер «фиата» совпадает с датой Великой французской революции!
— И какая же у этой революции дата? Тереска, уже взявшаяся за ручку, укоризненно взглянула на брата.
— Что у тебя в дневнике по истории?
— Не твоё дело! Мы сейчас Польшу проходим. Тереска пожала плечами и надавила на дверную ручку. Дверь не открывалась.
— Тысяча семьсот восемьдесят девятый год. Только вместо единицы — пятёрка. Пятьдесят семь — восемьдесят девять. Где у тебя ключ?
— В кармане ветровки.
— А ветровка где?
— Дома висит. А буквы какие?
— Инициалы Шпулькиной тёти? «WG». А я оставила ключ в сумочке, а сумочка лежит у меня на письменном столе. Если бабули нет, мы в дом не попадём.
— Бабули нет, она вчера ещё говорила, что вернётся поздно. Давай попробуем через двор. «WG» пятьдесят семь — восемьдесят девять? Темно-синего цвета, да? Видел я сегодня этот «фиат».
— Да ну! — изумилась Тереска. — Где? Янушек соскочил со ступенек, решив обойти вокруг дома.
— Он стоял возле «ягуара». Номер я запомнил, потому что я все номера запоминаю, а у этого цифры были такие же, что и у «ягуара», только шли в обратном порядке. А на кой тебе этот «фиат» нужен?
— Мне он ни на кой не нужен, а вот милиция им интересуется, — ответила Тереска, следуя за ним. — Заперто? Может, где-нибудь окошко открыто?
— Если бабуля выходила последней, то все окна и двери замкнуты герметически, как в подводной лодке. Проникнуть в дом можно только через трубу. А почему милиция интересуется этим «фиатом»?
— Не знаю. Кажется, потому, что он за нами ездил. Господи, что же нам делать? Я есть хочу. Надо быть последним кретином, чтобы держать ключ в кармане, запертом в доме.
— Сама хороша! В сумочке! Ишь, сумочку себе завела! Я надеялся, у тебя есть ключ, ничего, думаю, подожду немного…
— А я надеялась на твой ключ, ничего, думаю, брат уже из школы вернулся…
— Давай стекло выбьем, а?
— И не вздумай! Кто за него платить будет? Ничего не попишешь, придётся подождать маму.
— Я тоже голодный!
— Что же делать? Может, в магазин пойти и купить хлеба? У меня есть два злотых.
— У меня тоже есть какая-то мелочь. Неужели никак нельзя в дом проникнуть?
Тереска, пожав плечами, безнадёжным взглядом обвела наглухо закрытые окна. Янушек почесал в затылке.
— Часа полтора придётся ждать, не меньше. Ладно, пошли в магазин. Но свой умственный багаж я оставлю
С этими словами Янушек запихнул портфель с книжками под ступеньки кухонного крыльца. Поколебавшись, Тереска последовала его примеру. До продовольственного магазина было рукой подать, а денег как раз хватило на четыре булочки и газировку.
— А почему ты говорила, — начал Янушек, чуть не подавившись чёрствой булкой, — что этот самый «фиат» за нами ездил. За мной ничего не ездило.
— За мной и Шпулькой. Всю воду не выпивай, оставь мне половину!
— Ну и чёрствые же попались булки! А почему он за вами ездил?
— Не знаю. Ты должен пойти в милицию и рассказать, где ты его видел. Где ты его видел?
— На Бельгийской. Когда осматривал «ягуар». Из него как раз вынимали какие-то свёртки.
— Из «Ягуара»?
— Да нет, из «фиата».
— А что ты делал на Бельгийской?
— Все тебе надо знать! Опускал в ящик купоны «спортлото». И что же, мне явиться в милицию ни с того ни с сего, добровольно?
— Ты хочешь, чтобы тебя туда привели под конвоем?
— А сама ты пойти не можешь?
— Да ведь не я же видела «фиат», а ты!
С булочками и газировкой они расправились быстро. Родной дом по-прежнему оставался для них недостижимым, и неведомо было, когда появится кто-либо из домашних с ключом. Терескино репетиторство начиналось только в пять, надо было как-то убить время. Посему они решили сходить в милицию вместе.
Участкового на месте не было. Кшиштоф Цегна, получив информацию, чуть не расцеловал Янушека, который показался ему самым чудесным парнишкой на свете. Оттопыренные уши и веснушки на носу лишь усугубляли его неземное очарование. Кшиштоф Цегна расспросил мальчика, какого точно размера и формы были пакеты, вынимаемые из «фиата», где и когда это происходило, и у него словно крылья выросли. Явившийся через полчаса участковый тоже оценил важность сведений.
— Сдаётся, сильно не фартит ребятам, — довольно заметил он, когда Тереска с Янушеком удалились неспешным шагом. — Здорово они влипли. Перенесли свою «малину» с Жолибожа на Мокотов, а мы их в первый же день расшифровали. Надо сообщить майору.
— Думают, что нашли, наконец, безопасное место, — радостно отозвался Кшиштоф Цегна. — И Чёрный Метя! А майору лучше пока не сообщать, понаблюдать сперва, что у них там творится…
— Сынок, не торчать же тебе день и ночь на Бельгийской, у нас других дел полно. Знаю, тебе хочется самому всех повыловить и ухватить за это пару звёздочек одним махом, но опомнись! Мы и так уже отличились!
Кшиштоф Цегна не выглядел убеждённым. В глубине души он надеялся, что сведения, которые поступают через Тереску и Шпульку, позволят им разгрызть этот орех самим. Тайну, которая никак не даётся Главному управлению, он должен раскрыть сам. Не возразив начальнику, он решил сделать для этого все возможное, и даже немножко больше.