Проза. Статьи. Письма
Шрифт:
Вот все, что могу сказать по поводу Вашего «крика души».
Желаю всего доброго.
15 февраля 1966 г.
Ю. М. Чернову
Дорогой Ю. М.!
Вынужден Вас огорчить.
В стихотворении «Неудача» Ваше содержание заслоняется чуждой ему интонацией.
Неудача моя, неудача,
Никуда не уйти от тебя. —
вслушайтесь:
Голова ль ты моя удалая,
И когда в концовке Вы утверждаете:
Неудача моя, неудача, —
Ты ступенька к удаче моей, —
то «музыка» этого двустишия находится в резком несоответствии с этим утверждением, — тут энергия и решимость к труду и преодолению неудачи только в «словах», а «музыка» другая — вялая, унылая.
Это один из самых трудных «секретов» поэзии — соответствие музыки содержанию. Он Вам здесь явно не дается.
«Записная книжка», также мертвенная ритмически, напоминает множество каких-то сходных стихотворных мотивов.
«Белые стихи» рассудочны, описательны и не глубоки. Может быть, только одна строчка о желуде:
Могучий дуб до срока дремлет в нем —
обладает каким-то поэтическим зарядом.
Белые стихи не должны легче писаться, чем рифмованные, наоборот, в них отбор и постановка каждого слова требует куда большей строгости, выверенности. Но главное, главное — значительность, необходимость содержания, — без этого — просто проза, расположенная не сплошным честным текстом, а в порядке стихотворных строчек. Простите, не имею возможности быть более подробным.
Желаю вам всего доброго.
15 февраля 1966 г.
Ф. П. Б-ку
Уважаемый Ф. П.!
Первое: при всех обстоятельствах и независимо от степени Вашей литературной опытности, Вы хорошо сделали, что написали свои записки. Это не только Вам дало известное удовлетворение выполнением своего долга, но так или иначе войдет в число тех «человеческих документов» эпохи, какие написаны или пишутся сейчас многими людьми незаурядных биографий.
Второе: решительно нет необходимости выезжать Вам лично в Москву для вручения мне рукописи, тем более что я не могу Вам гарантировать, что Вы застанете меня в Москве, и уж во всяком случае, не смогу, бросив все дела, приняться за Вашу рукопись, она будет ждать своей очереди среди себе подобных, а их всегда избыток. Судя по тому, что письмо Ваше машинописное, Вы располагаете возможностью представить рукопись в машинописном виде, а следовательно, на всякий крайний случай (таких случаев вообще не бывает) Вы будете иметь второй экземпляр.
Присылайте по адресу редакции, что гарантирует большую сохранность во всех смыслах.
Собственно, Вы должны были сделать это, как делают все наши авторы, не испрашивая специального разрешения.
4 марта 1966 г.
Н. Ф. А-ну
Уважаемый Н. Ф.!
Стихи прочел все подряд — к сожалению, характеристика их, данная в приложенном
Главная их беда, по-моему, в отсутствии темы, серьезного повода для выступления в стихах. А еще Пушкин говорил, что на воспоминаниях об ушедшей молодости далеко не уедешь.
Напрасно Вы ищете причину своих неудач вовне, а не в себе самом и с недопустимой безапелляционностью судите о людях, критически отозвавшихся о Ваших стихах.
Конечно, поскольку Вам известно, что я «весьма легко вошел в литературу», Вам и мое заключение может показаться «холодным, бездушным и черствым». Но тут уж ничего не поделаешь.
26 сентября 1966 г.
Е. Ф. О-ку
Дорогой тов. О-к!
Рассказец Ваш прочел. Пожалуй, Вы имеете данные, чтобы писать, есть чувство языка, природы, известная зоркость на детали и т. д., но все это еще в зачаточном только, ученическом смысле. Вас выдает наивное стремление произвести эффект неожиданностью, заготовленной для читателя. А читатель, например, с той же минуты, как Вы назвались журналистом, приехавшим описывать героиню, и сели в сани с дедом и девушкой, уже знает что к чему, и ему неинтересно.
Вы мало читали, Вы еще не оперлись на опыт великого мастерства прозы, в первую очередь русской. Для выучки хорошо бы Вам вчитаться в Бунина, Чехова. Словом, выступать в большой печати еще рановато.
2 ноября 1966 г.
А. И. Б-му
Уважаемый А. И.!
Я согласен с Вами в том, что жертвы первой мировой войны не заслуживают забвения и что в той войне, хотя она не была народной, были, конечно, многие примеры героизма русского солдата и были образцы искусства русских военачальников (например, Брусиловский прорыв и наступление). Эти примеры и образцы, разумеется, могут быть по праву отнесены в истории к страницам нашей воинской славы.
Но столько прошло уже времени и столько есть примеров — образцов народного героизма в гражданской, Великой Отечественной войнах, и столько еще есть незаслуженно забытых имен эпохи революции, сколько «неизвестных солдат», отдавших за нее жизнь. И — не удивительно, что память подвигов и жертв той войны уже заслонена ближайшей по времени и значению памятью подвига и жертв народа, и, повторяю, памятью неполной, не всеобъемлющей. Живые больше думают про живое, — таков уж закон жизни. Но история, конечно, ничего не забывает, и в ее книге рано или поздно всему находится свое место. Между прочим, несколько лет назад была издана книга воспоминаний генерала Брусилова, — в городской библиотеке Вы ее сможете найти и прочтете с интересом.
Вот, примерно, все, что могу сказать по поводу Вашего письма.
Желаю Вам всего доброго.
Г. К-ку
Дорогой тов. К-к!
Вы сетуете на невнимательность к Вашим стихам редакций и «маститых», наверно, и я попаду в число последних. Что делать — стихи у Вас плохие. Трудно даже понять, то ли они у Вас сознательно «вольные», т. е. не соблюдающие размера и рифмованные лишь от случая к случаю, то ли просто так получается, и Вам кажется, что это хорошо, вроде Маяковского.