Прозрачные леса под Люксембургом (сборник)
Шрифт:
Следующий моджахед успел встать, повернуться и получить неточный, смазанный, но достигший цели удар в живот от сержанта Макарова. И тут же слева на него навалился Осипов и добил ударом в сердце.
Брегер прыгнул сбоку на третьего и, увлекая его за собой, в падении перерезал горло – именно так, как это любили делать они…
Четвертый моджахед вскочил на ноги, блокировал нож Чеклина, резкой подсечкой бросил его на землю, и, метнувшись в сторону, успел коснуться автомата, но Вагин в прыжке достал его ногой, повалил
Кровавый рукопашный бой, исступленное безумие схватки были позади. И сейчас, глядя на четверых затихающих в последней агонии моджахедов, никто из десантников не испытывал ничего, кроме опустошения и физического отвращения к самим себе.
Вагин отполз в сторону и, встав на четвереньки, содрогался в конвульсиях – его выворачивало наизнанку.
Брегер сидел, положив окровавленные руки на колени, и неотрывно смотрел в землю.
И единственный среди них офицер – Ким Балабанов – сейчас не отдавал никаких приказов: он выщелкивал из автоматного рожка в брошенный под ноги берет патроны и тут же снаряжал вновь. И одному человеку в мире Ким не смог бы объяснить, зачем он это делает.
К развалинам подходила группа Истратова.
Левашов включил камеру: безжизненные, неестественные тела моджахедов, частые, нервные затяжки дешевых солдатских сигарет, окровавленные руки Брегера, присевший рядом с Брегером, тронувший его за плечо Истратов…
– Ничего, Лень, – сказал Истратов, – по первому разу всегда так…
Брегер смотрел перед собой отсутствующим взглядом.
– Это же люди…
– Все люди… – неопределенно сказал Истратов.
Десантники обыскивали убитых, выводили из строя ДШК.
Под одним из убитых моджахедов неожиданно зашипела портативная радиостанция. И хотя в этом не было ничего необычного, Истратов вздрогнул, стремительно подошел к убитому, перевернул его на живот и поднял рацию.
Не нужно было знать фарси, чтобы понять: эфир настойчиво вызывает расчет ДШК.
– Через два, максимум три часа их начнут искать, – сказал Истратов подошедшему Балабанову. – У нас единственный шанс: выйти к перевалу раньше «духов»…
– Не успеем, – дернулся шрам на щеке Балабанова.
– Не успеем – тогда конец, – Истратов повернулся к взводу. – Подъем, золотая рота!..
Дома Левашова ждало письмо.
Он даже не посмотрел обратный адрес – письмо могло быть только оттуда, откуда он ждал его меньше всего.
Со дня встречи с Наташей он хотел только одного: чтобы ему не написали, не позвонили, не позвали из прошлого.
Его позвали. Надо было идти.
Левашов зашел в ванную, накинул крючок и распечатал конверт. Собственно, можно было и не читать – в противном случае его бы, скорее всего, не известили. Но он прочел – еще оставалась надежда на отрицательный ответ.
Кинокомпания «Пирамида»
В связи с обострением ситуации на таджико-афганской границе принято решение о незамедлительном запуске проекта. Господин Левашов приглашается на студию для окончательного уточнения деталей и подписания договора. Он попытался закурить и увидел, как мелко и стыдно трясутся руки. Неужели он боится? Ведь всё это уже было в его жизни…
Было всё. Не было Наташи.
Он сунул конверт в задний карман брюк и вышел из ванной.
Наташа распаковала сумки. Сейчас она разложит вещи, забьет холодильник хариусом и грибами, разберет и вымоет квартиру. В понедельник они собирались подать заявление… Он сам предложил ей это.
«Зачем? – спросила она. – Я же пошутила тогда…»
«Чтобы все было по-человечески…»
«Странные у тебя представления о человеческом… Штамп в паспорте – что в этом человеческого? Распишемся, обзаведемся совместно нажитым имуществом, и все рухнет…»
Но он настоял. Глупо, капризно. Знал, что его вероятнее всего ожидает, и настоял.
Он почувствовал необъяснимую, парализующую тело слабость. Поспешил дойти до кресла и закрыть глаза.
– Что, Жень? – тревожно спросила она. – Женя! Что в этом письме?
– В письме… – не открывая глаз, как можно будничнее произнес Левашов, – приятная неожиданность. Бухгалтерия студии извещает меня о выплате гонорара за рекламу бразильского кофе. Правда, делается этот кофе в одном из московских подвалов преимущественно из свекольного жмыха, но это уже неважно…
– Мне показалось…
– Тебе показалось! – резко оборвал ее Левашов, поднимаясь и направляясь в комнату – сейчас она не должна была видеть его лица. – Креститься надо в таких случаях, товарищ Наташа. Или вы убежденная атеистка?
«Господи, что я несу. Кто бы послушал…»
Он уже не слышал, что отвечала ему Наташа. В кинокомпанию нужно явиться сегодня в шестнадцать часов. Значит, в шестнадцать тридцать он будет знать, сколько ему осталось.
Но еще не поздно и отказаться. Но он знал, что не откажется.
Левашов не любил весну. Он не разделял всеобщего оптимизма по поводу бегущих ручьев, апрельской капели и распускающихся почек, считая весну самым несозерцательным временем года.
Но сейчас, сидя в сквере неподалеку от здания кинокомпании «Пирамида» и невольно наблюдая шумную кутерьму апрельского дня, он подумал о спасительном свойстве весны: весной проще отрываться от насиженных мест. Даже в самое непредсказуемое путешествие. Весна дает человеку надежду на то, что все сложится хорошо. И только осенью он понимает, как неосмотрительно доверился весне.