Прозрение (сборник)
Шрифт:
– Ну, входи, парень, входи, – пригласил меня один из них. Все они были темнокожие, довольно хрупкого сложения и невысокие. А когда женщина за прилавком обернулась, мне показалось, что передо мной старая Гамми: те же пронзительные темные глаза, тот же орлиный нос...
– Ты откуда пришел-то? – спросила меня женщина.
– Из леса. – От волнения я говорил каким-то хриплым шепотом. Воцарилась полная тишина, и я пояснил: – Я ищу свой народ.
– Ну и кого же ты своим народом называешь? –
– У меня денег нет, – тихо сказал я.
– Ешь! – сердито буркнула она. Я взял тарелку и сел с ней на скамейку у очага, только огонь в этом очаге не горел. На вкус еда напоминала что-то вроде холодной рыбной запеканки или рыбного пирога, но как следует разобраться я не успел: довольно большой кусок этого кушанья почти мгновенно исчез у меня во рту.
– Так кого все-таки ты своим народом-то называешь? – снова спросила меня женщина.
– Не знаю.
– Тогда довольно трудно будет твоих сородичей найти, – заметил один из мужчин. И все они посмотрели на меня, но не в упор и без враждебности; просто на жизненном пути им попалось нечто новое, и они украдкой, осторожно его изучали. Впрочем, мгновенное исчезновение куска запеканки вызвало среди них легкое оживление.
– Ты здешний? – спросил меня второй мужчина, потирая лысину.
– Не знаю. Нас украли – меня и мою сестру. Охотники за рабами из Этры. Этра ведь к югу отсюда, да?
– Когда это случилось? – вдруг довольно резким тоном спросила меня хозяйка.
– Четырнадцать или пятнадцать лет назад.
– Так он, должно быть, беглый раб? – с некоторой тревогой шепнул на ухо своему соседу самый старый из мужчин.
– Значит, ты тогда совсем малышом был, – сказала хозяйка. Она налила что-то в глиняную чашку, подала ее мне и спросила: – А как тебя звали?
– Гэвир. А мою сестру – Сэлло.
– И все? Ты только имена и помнишь?
Я кивнул.
– А как ты в лесу-то очутился? – дружелюбно спросил меня лысый, хотя это был, безусловно, непростой вопрос, и он все отлично понимал.
Я немного поколебался и сказал:
– Я заблудился.
К моему удивлению, этот ответ их вполне удовлетворил, во всяком случае пока. Я выпил молоко, предложенное мне этой доброй женщиной, и оно показалось мне сладким, как мед.
– Может, ты еще какие-то имена помнишь? – спросила женщина.
Я покачал головой:
– Мне ведь всего год или два было.
– А твоей сестре?
– Она была года на два постарше.
– И она сейчас рабыня в Этре? – Слово «Этра» хозяйка произносила как «Эттера».
–
– Ага... – промолвил лысый. – Ну что ж... И давно это было?
– Два года назад.
Он покивал, потом переглянулся с приятелями.
– Эй, Биа, дай-ка парню что-нибудь получше этой коровьей мочи! – потребовал самый старый из них; у него была беззубая улыбка, а вид несколько простоватый. – Налей ему пива, я угощаю.
– Ему молоко нужно, – возразила хозяйка, снова наливая мне полную чашку. – Если его пивом напоить, он тут же носом в пол уткнется.
– Спасибо, ма-йо, – сказал я и с благодарностью выпил молоко.
Похоже, столь почтительное обращение ее рассмешило.
– Говоришь, как горожанин, а по виду настоящий рассиу, – заметила она.
– Значит, полагаешь, они пока на твой след не вышли? – спросил лысый. – Я твоих городских хозяев в виду имею.
– Они, наверное, думают, что я утонул, – сказал я.
Он кивнул.
Усталость и то, что я наконец немного утолил терзавший меня голод, а также деликатная доброжелательность этих людей, принимавших меня, пусть и осторожно, таким, какой я есть, и еще, наверное, мои собственные слова о том, что Сэлло была убита, – все это так подействовало на меня, что я чуть не расплакался. Едва сдерживая слезы, я смотрел на черные угли в очаге, словно там горел живой огонь, и тщетно пытался скрыть охватившую меня слабость.
– Выглядит как южанин, – услышал я шепот одного из мужчин, а второй сказал:
– Я знавал некую Сэлло Эво Данаха, давно, еще на Журавлиных Равнинах.
– Гэвир и Сэлло – это имена сидою, – сказал лысый. – Все, Биа, спасибо тебе, а я спать пошел. Завтра еще до рассвета выйду, так что ты заверни там что-нибудь перекусить, ладно? А ты, Гэвир, если хочешь, можешь завтра со мной пойти. На юг.
Вскоре Биа и меня отправила наверх, в общую спальню. Я постелил свое старое одеяло на какую-то лежанку, лег и тут же провалился в сон, точно камень в черную воду.
Было еще совсем темно, когда лысый разбудил меня, тряхнув за плечо.
– Идешь? – только и спросил он. Я моментально вскочил, схватил свои пожитки и последовал за ним. Я понятия не имел, куда он направляется, зачем и на чем, знал только, что на юг и мне предложено к нему присоединиться.
Внизу горел маленький масляный светильник. Хозяйка, как мне показалось простоявшая за своей стойкой всю ночь, вручила лысому большой пакет, но не из бумаги, а из чего-то, странным образом похожего на промасленный шелк, затем приняла от него бронзовый четвертак и сказала: