Прозрение
Шрифт:
Упа выпустил густое облако дыма из своей трубки:
– Он прав. Мы с женой приехали в эти края с мыса Доброй Надежды… Думали спрятаться подальше от англичан, но не тут-то было: они и сюда добрались. Но не забывай о Маджубе, Пит. Мы их тогда хорошенько проучили: восемнадцать лет прошло, а они до сих пор прийти в себя не могут. С тех пор красные мундиры уже не такие самоуверенные и наглые… Да, они надолго запомнили этот урок.
– «Запомнили»? – воскликнул Пит. – Да ничего они не запомнили! До тех пор, пока холмы Южной Африки не будут усеяны их трупами, до тех пор, пока последний живой британец не сядет на корабль и не отправится домой, мы не сможем чувствовать себя по-настоящему
Пит прошелся по комнате и, возвратившись к своему столу, продолжил:
– Господь послал нас в эти земли, чтобы мы жили здесь по Его заповедям. Как долго мы воевали с дикарями и с этими англичанами! И ради чего лилась кровь наших дедов и отцов? Ради того, чтобы нас снова обманули и ограбили?
Стеенкамп на мгновение прервался и посмотрел в глаза Упа: во взгляде Пита соединились уважение к старшему и заносчивость юности, которая живет будущим, а не цепляется за прошлое.
– Вы говорите «Маджуба»… А что им Маджуба? Да они давным-давно позабыли этот урок. Насколько мне известно, вся Англия, словно помешавшись, говорит сейчас о реванше… Любой солдат, расквартированный в любом гарнизоне британских войск, только и делает, что томится в ожидании приказа отомстить нам за Маджубу… Они слишком высоко ценят репутацию великой империи, чтобы смириться с поражением.
Упа молча посасывал трубку, обдумывая услышанное. Хетта ждала, что же скажет старый Майбург. Она верила своему деду. Наверняка Пит с его сказками о войне ошибается… Для чего воевать? Ведь буры сейчас по-настоящему свободны: никто не запрещает им пахать землю, читать Великую Книгу и дышать вольным воздухом степи! Расквартированные в Ландердорпе английские солдаты выполняли свои обычные обязанности – только и всего. Тот человек, который пытался преградить дорогу ее фургону, просто дразнил девушку… Да, наверное, и правда, англичане бывали порой грубоваты с голландцами – но разве это не вполне естественная реакция на то, что те даже не отвечают на их приветствия? Хетта снова вспомнила красавца-офицера, проявившего к ней столь искреннюю симпатию… Нет, она верила деду: Маджуба была последней точкой в истории войн между голландцами и англичанами. Британские войска находятся в Южной Африке лишь для того, чтобы поддерживать порядок. Хетта отказывалась верить в то, что уже подвезены боеприпасы и с окончанием зимы вспыхнет новая война.
К немалому удивлению Хетты, все то, о чем думала она в эти мгновения, высказал Франц. Она знала, что брат – по-настоящему миролюбивый человек, но не думала, что он наберется смелости высказать свои мысли вслух при деде и Пите.
– Англичане – не земледельцы, не фермеры, – произнес он, глядя в глаза Питу. – Так зачем же, в таком случае, им наша земля? Упа прав: со времен Маджубы прошло уже восемнадцать лет и ни разу с тех пор мы не воевали друг с другом. Мы живем бок о бок с этими людьми. Да, мы живем в провинции, принадлежащей Британской короне, но что из этого? Разве кто-нибудь пытается ущемлять нашу свободу? Мы никогда не были рабами и не стали ими и сейчас. Разве англичане пытались отнять нашу ферму… или твою ферму? Зачем же ты вооружаешься против соседей? Разве это честно – нападать на тех, кто уже потерпел однажды поражение от наших же людей?
Даже не пытаясь скрыть свое презрение к юному мечтателю, Пит процедил сквозь зубы:
– Ты рассуждаешь как кисейная барышня! Неужели ты совсем ослеп, Франц?! Маджуба отняла жизни у твоего отца и моего дяди – помни хотя бы об этом. Конечно, в той битве полегло немало англичан, но на смену им прибывают все новые и новые. Неужели тебе не дорога память об отце, погибшем от рук этих людей?!
– Это произошло не в Натале, – заметил Упа, вынимая изо рта трубку.
Пит был вне себя от злости. Этот старик не выезжал за пределы своей фермы вот уже десяток лет; весь мир ограничивался для него этим куском земли – краем вселенной он, наверное, считал Ландердорп… Да, он ненавидел англичан, он ни за что бы не стал общаться с ним, и если бы они посмели посягнуть на его землю, с винтовкой в руках вышел бы им навстречу. Но он не понимал, что земли буров – это не только его ферма, он наивно полагал, что поражение при Маджубе навсегда отбило у иноземцев желание завоевывать чужое, он верил, что жизнь его сына – достаточная цена за свободу. Ему было уже семьдесят пять, а в этом возрасте многие начинают закрывать глаза на то, что не касается их непосредственно…
Хетте очень хотелось высказать свое мнение об англичанах, но она, знала, что женщине не подобает вмешиваться в мужской разговор. Единственное, что она могла сделать, чтобы разрядить напряженную атмосферу, – это встать и принести Библию. Каждый вечер после ужина в бурских семьях было принято благодарить Господа за то, что Он насытил их пищей и испрашивать у Него благословение на грядущие труды во Имя Его… Закончив молитву, Упа раскрывал книгу и читал вслух драгоценные слова, каждое из которых его домочадцы знали наизусть с самого раннего детства. Наступал час мира и единения.
Вот и сейчас Хетта понадеялась, что слова Священного Писания хотя бы немного умерят воинственность Пита. Она никак не могла отделаться от мыслей о молодом английском лейтенанте – знал ли он, что ее единоплеменники в соседнем Трансваале вооружаются до зубов, чтобы выступить против него и его солдат? Она вспомнила страшные слова Пита: по весне все окрестные холмы будут усеяны трупами англичан… Неужели среди безжизненных тел будет лежать и этот молодой офицер, устремив остекленелый взгляд своих прекрасных зеленых глаз на яркое солнце?
Когда девушка положила Библию перед Упой, старик ласково погладил ее по руке: он понял, зачем Хетта сделала это.
– У тебя доброе сердце, Хетта, – проговорил он. – Сядь рядом со мной и помоги мне переворачивать страницы.
Для старого Упы самым любимым временем суток был именно этот час, когда вся семья собиралась вокруг стола за чтением Священного Писания. Слово Божье сближало его с покойной женой, горячо любимым сыном, отдавшим жизнь за свободу своего народа, и с невесткой, умершей от скорби по безвременно ушедшему супругу. Вслушиваясь в слово Божье, Франц думал о том, что ему надлежит возделывать эту землю, – строить, а не разрушать. Хетта прекрасно знала, о чем думает каждый из собравшихся за этим столом, и при мысли о том, что творится в душе Пита, ей становилось не по себе. Ее будущий муж не ограничится возделыванием собственной земли и воспитанием собственных сыновей. Он уничтожит, растопчет сынов любого другого народа, который – в действительности или же только в его воспаленной фантазии– посягнет на его собственность.
Наконец старый Майбург закрыл Библию. Коротко попрощавшись, Стеенкамп направился к выходу. Дождавшись, пока дед пойдет спать, Хетта принялась за уборку. Франц оставался в комнате, мечтательно глядя на последние угольки, тлевшие в очаге.
– Так, значит, ты решил не жениться на этой Труус ван дер Моуве? – спросила Хетта.
– Уж больно склочная баба! – улыбнулся Франц. – А мне нужна тихая женщина, которая будет стряпать так же хорошо, как ты, и с которой можно будет перекинуться добрым словом.