Пруд Белых Лилий

Тор Анника

Штеффи рассказала ей историю о ноже и о том, что Свен не хотел подарков к Рождеству. Затем ей показалось, что лучше не начинать снова разговор о том, что Свен делал на Каптенсгатан, словно она придавала этому слишком большое значение.

Но она не могла не думать о Свене. Когда девочки погасили свет и Май перебралась на матрас, Штеффи шепнула:

— Май!

— Да?

— Что ты думаешь о Свене?

— Он ничего.

"Он ничего". Разве можно недооценивать такого человека, как Свен? Она почти рассердилась на Май и замолчала. Через некоторое время Май сказала:

— Почему

ты об этом спросила?

— Да так, ничего особенного.

— Ты сердишься?

— Нет.

— Поболтаем еще или будем спать?

— Давай спать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Май сразу заснула. Штеффи слышала ее тихое посапывание и чувствовала раскаяние. Она так хотела поговорить с кем-нибудь о своих чувствах к Свену. Ей казалось, что ее просто разорвет от невысказанных слов.

Май — ее лучшая подруга, именно с ней следует поговорить. Если бы она только не запуталась во всей этой лжи!

Наконец Штеффи заснула, и ей приснилось, что она ищет Свена в доме с тысячью комнатами.

На следующий день ослепительно сияло солнце. Девочки взяли красные санки Штеффи и пошли к большой горке у школы. Нелли была уже там и сразу же пришла в восторг от Май.

— Май! Май! — вопила она. — Посмотри-ка, с какой крутизны я еду!

Веры не было видно. Когда Май и Штеффи катились с самого крутого места, прямо за ними на большой скорости появились еще одни санки. Штеффи управляла своими санками и не могла обернуться. Вторые санки изменили направление и стали приближаться, пока между ними не осталось сантиметров двадцать. Штеффи пришлось свернуть с дорожки и въехать прямиком в сугроб. Лежа в снегу, они видели, как Вера летит с горы и ее рыжие волосы развеваются на ветру.

— Кто это был? — спросила Май. — Зачем она так сделала?

— Это Вера, — сказала Штеффи.

— Твоя подруга?

— Да.

Девочки поднялись на ноги, отряхнулись и проехали последние метры до подножия горки, а Вера уже была на середине горы. Когда они забрались наверх, Вера уже почти спустилась.

Наконец Штеффи встала внизу горы и подождала Веру. Она должна спуститься, другим путем домой не попасть. Май ехала с Нелли, держа ее перед собой на санках.

— Зачем ты так сделала? — спросила Штеффи, когда Вера затормозила перед ней.

— Как?

— Ты подрезала нас.

— Я не нарочно, — сказала Вера, но Штеффи видела, что она лжет.

— Подожди немного, познакомься с Май.

— Не успею, — сказала Вера. — Мне надо домой.

Она ушла, везя за собой санки.

Штеффи рассердилась. Если Вера решила не иметь с Май никаких дел, тогда она не собирается ни заискивать перед ней, ни уговаривать.

Но два дня спустя, проводив Май на корабль, Штеффи пошла к Вере домой.

— Она уехала? — спросила Вера. — Та, из города?

— Да.

— Хорошо, — сказала Вера.

Вот и все, что было сказано о приезде Май.

Глава 27

Письмо

пришло в последний день каникул, за день до отъезда в Гётеборг. Его принес дядя Эверт, вернувшись из порта.

— Как хорошо, что я зашел на почту, — сказал он. — Иначе оно так и лежало бы до твоего приезда.

Штеффи взяла длинный узкий конверт. Адрес семьи Сёдерберг перечеркнут, и рядом кто-то написал: «Переслать» и адрес на острове.

Однако не адреса привлекли внимания Штеффи, а почтовая марка. Она была не американская, даже не испанская или кубинская. Картинка на зубчатом коричневом прямоугольнике изображала Гитлера на трибуне. Под картинкой был текст: "Deutsches Reich" ("Немецкий рейх"), написанный угловатыми готическими буквами. Присмотревшись, Штеффи заметила почтовый штамп: "Вена, 23 декабря 1940 года".

Они остались. Они никуда не уехали.

— Как дела? — спросил дядя Эверт. — Что-то не так?

— Письмо пришло из Вены, — сказала Штеффи.

Дядя Эверт встревожился.

— Открой. Что бы ни случилось, лучше знать, чем оставаться в неведении.

Он протянул Штеффи свой перочинный ножик. Дрожащими руками она вскрыла конверт, вытащила тонкий лист бумаги и развернула его.

"Милая Штеффи,

К сожалению, у меня плохие новости. Наш отъезд предполагался позавчера, но, как видишь, мы все еще здесь. В воскресенье мама внезапно заболела, и ее забрали в госпиталь. У нее двустороннее воспаление легких, и, как ты понимаешь, она не могла никуда ехать. Насколько я и другие врачи можем судить, ее жизни ничего не угрожает, но она ослабела от тяжелой работы и недоедания и некоторое время нуждается в больничном режиме.

Итак, в данный момент я не могу сказать ничего определенного ни о том, что нас ждет, появится ли возможность уехать, ни о том, что будет, если мы останемся здесь. Я отказался от нашей комнаты до того, как стало ясно, что мы не едем. Сейчас я снова ищу жилье и сообщу тебе новый адрес, как только смогу.

Тетя Эмилия уехала со своей семьей, как и предполагали. Мы надеемся, что получим от них весточку, когда они доберутся.

Мама передает тебе привет. Я заглядываю к ней как можно чаще и сижу с ней вечерами после работы. Все же кое в чем нам повезло, мы в одном госпитале! Дело в том, что теперь мы встречаемся чаще, чем до маминой болезни.

С любовью, папа".

Штеффи подняла глаза от листа и встретилась взглядом с дядей Эвертом.

— Неужели все так плохо? — спросил он.

Она молча кивнула.

— Они не смогли уехать?

Штеффи покачала головой.

— А позже?

— Наверное.

Ее голос прозвучал странно, словно принадлежал кому-то другому.

Из кухни в комнату вошла тетя Марта.

— Что случилось?

— Родители Штеффи не уехали в Америку, — сказал дядя Эверт.