Пружина
Шрифт:
На обратном пути Никиту – до гостиницы, где и другие инженерно-технические работники (дома с квартирами будут весной). Марию – до её дома. С другого крыльца – директор леспромхоза с женой и детьми. Корнев выходит, но к ней неохота. Едят, выпивают, опять тупая ночь с командами: «А ну-ка убери руки, пока не оторвала!» Он намекает, не надо ли ей в больницу? «Да ты чё! Мне не велят аборт!» «Ты не для меня!» – вот бы нормальный ответ. Но он молодой, глупый, неприкаянный, сирота… Хотя и согласия не выдаёт. Ночью уходит.
Работает старательней. Велит ему Никита
Не уехать ли в другой леспромхоз? Но робеет, там его ждут Вятский и Тишина, не они, но вроде них. Тут он – старший в бараке. Благодаря Марии. Какое-то время не помнит о ней: вкалывает, никаких женщин… Неплохо деньги копить…
Пятого апреля в конторе – очередь в кассу. Мария, будто к нему. Лицо – не белое. После провала в лётном он немного крутился с одной, от кого-то беременной (такие же пятна). «Давай ко мне», – тихо и – мимо.
Он – к её дому, как волк, которого ждёт капкан.
Мария нервная. На этот раз он уходит не так. Не только от неё, но ещё от кого-то. Через неделю сам идёт.
Регистрация третьего мая. «Женился в мае, – будешь мается, – говорит Евгений Ошурков, с которым они тут дружат. – Девок вон сколь…» Но Корнев не видит никого. Только Мариин живот, набирающий объём. Так дочь Марина уберегла мать от роли матери-одиночки.
В том же мае Мария велит ехать в техникум. И он едет. На заочное отделение. Ему тогда двадцать один год. Зимнюю сессию гуляет в городе с девицами. Мария его мало интересует, ей тридцать один. Ребёнок ему мешает, орёт… Куда удобней, когда в животе… Вторая дочка, Лада…
Вкалывает работягой, корпит над книгами. Сессии сдаёт. Но и гуляет в городе неплохо. Мария находит в сумке презервативы. Врёт он: рекомендация одного – беречь жену. Она верит, так как ездила на аборт в Удельск.
Никита Дяглов так и не женился. Пьёт. На Новый год у него – море водки. Идёт к дому Корневых, брякает в окна. Мария направляет немало энергии на его увольнение. Да, Корнев молод для руководителя, двадцать пять лет, но работу знает, диплом, кандидат в члены КПСС.
Он рядом с ней на кровати. Поезда грохочут, предлагая уехать от Марии. Идут только в двух направлениях: с юга – на север и с севера – на юг.
– Жена руководит заготовкой леса. И я начальник… – Кратко для деда-слушателя.
У Гавриила сомнение: социальный уровень как-то не вяжется с откровенным разговором с ним, неграмотным. Но Корнев не так низко его оценивает: не дед, ангел… Вот и имя: Гавриил. Непонятно, как, но в нём – спасительное. Человечек-то дал дуба! И в планах – трещина.
– Ты говоришь, второй раз женат… А эта первая, котора на лесозаге, чё, умерла?
– Ну, да…
– И
…Директор говорил: «Корневы, не подведите! Корневы, план зависит от вас!» Два главных цеха – оба руководителя – семья. Сбылись планы Марии. Двое детей, у мужа – образование. В Напалкове видные. Но и цехом реализации фактически руководит Мария. Без неё ни одного решения.
– Я этого парня уволю, он ябедает в партком.
– Ты ему работы выгодной…
Делает, как велит. И работник от каторжной работы ничто не ругает, впереди – деньги. И другим видно, как ему нелегко.
– Я кран отремонтирую, у ремонтника аппендицит.
– Иди в контору, пусть другого дают, не вешай на себя!
Мария оказывалась права. Как женщина – никуда. Говорит, – любит… Но только на словах. Да и он её не любит.
А дети радуют… Читает сказки, рисует картинки: Бабу-Ягу, Василису Прекрасную… Пилит кубики, красит их с такой любовью, с какой – заборы в Каменных Ломках, работая до армии маляром в домоуправлении. Он и в Напалкове малюет плакаты. Мария удивляется: «Ленин прямо, как живой…» Да, Ленин, он живее всех живых… Но ещё бы Мария была более живой в койке…
С трудом вырывает командировку для обмена опытом. Коллега опытная. Он ей говорит, мол, его супруга и в темноте одетая. Та хохочет: «Да не иди ты в поводу у этой дуры». «Она не дура, она – командир производства».
Опять в рубахе до пят с длинными рукавами и до горла. Снимать не намерена. Он сдирает это одеяние в круто жёлтых цветочках и глядит ей в лицо так, что она пугается. В этот раз, не как она давненько установила, а как надо ему. Врач Ангелина Светозаровна, жена главного бухгалтера (у него вид букмекера, принимающего ставки на ипподроме) имеет редкую работу сексопатолога. Марии дан ответ: патология – у неё. А он прав.
Сон… Пауки бегают по ногам, по рукам, много их! Ба, связывают гады. Отряхнуть? Но нити крепкие… Мария говорит: «К болезни. Давай на отдых в деревню: река, поля». Там её родня – Барановы. И деревня – Барановка. В более тёплых краях. Летом жарко и не оводно. Много земляники, но кроме неё, – хвалит Мария, – крупляника. Крупней. Барановка на берегу реки, берега – песок. У него в это время тоска, как удавка. Не в омут, так в Барановку…
И там с ним удивительная история…
– Всё шло нормально и на работе, и дома. Но иной раз нападёт уныние, и охота нырнуть в озеро детства.
Поезд отсчитывает кому-то годы, сбивается и – опять.
– И вот едем мы на отдых в деревню… А на обратном пути я другой. И проходят эти одиннадцать лет так, будто я их выкинул.
– Почё выкинул-то? – дед глядит жалобно.
– А так, напрасно жил.
Поздняя любовь
В реке Барановке плещутся дети. Солнце бликами отлетает от них. На другом берегу на колхозной делянке – агрегат, большая лейка. Вроде, рай зелёный, а у него такого же цвета тоска…