Прячем лица в дыму
Шрифт:
– Присаживайтесь, – не показывая раздражения или смущения, Кантор гостеприимно указал на кресла напротив.
Решив поиграть в хозяина, он наполнил два стакана янтарной жидкостью из квадратного графина и с дружелюбной улыбкой протянул вошедшим. Разу это не понравилось.
Кантор был одет в хорошо скроенный костюм из плотной дорогой ткани, зеленые глаза смотрели спокойно, но хитро, взглядом он словно прощупывал гостей. Чужак держался с достоинством, хотя Раз не сомневался: это не заказчик, а его доверенное лицо – тот не посчитал необходимым действовать напрямую. И если Кантор
Найдер взял стакан и сел, Раз опустился в соседнее кресло. Он принюхался: миндаль и шоколад. Это был хороший, дорогой виски, привезенный с запада – может, даже с Кирийских островов, славящихся производством крепкого алкоголя. Такой полагалось медленно вдыхать, смаковать по капле и оценивать каждую нотку – вместо этого Найдер сделал большой глоток, а Раз сразу отставил стакан, не прикоснувшись к напитку.
– От кого вы, дан Ризар? – спросил оша, сцепив руки перед собой.
Кантор откинулся на спинку кресла, и газовые рожки осветили его лицо – гладко выбритое, с тонкими чертами, ровным тоном кожи. Да, такой явно крутился не среди простых людей и делал все, чтобы соответствовать им.
Мужчина был, скорее, секретарем, помощником, исполнителем – слова разные, а суть одна. И явно он умел играть. Таких людей Раз называл «шесть-девять». Никогда не поймешь, кто они: то ли мягкая шестерка, то ли твердая девятка.
Пригласивший снова одарил гостей легкой улыбкой:
– Скажем так, я представляю интересы друга, который пока предпочитает остаться в тени, – Найдер кивнул – с таким они сталкивались не раз. – Как я говорил на прошлой встрече, моему другу необходимо получить кое-какие бумаги – научные записи об одной разработке.
– А как я говорил на прошлой встрече, мы специализируемся не на бумагах.
Раз хорошо знал эту игру. Сопротивляясь, Найдер, во-первых, пытался получить больше информации, во-вторых, понять, насколько важен, богат или опасен заказчик, в-третьих, набить цену.
– Вы обладаете изрядной скромностью, Найдер. Позвольте сказать, я наслышан о делах, с которыми вас связывают. Вашего имени не знает ни полиция, ни канцелярия, но улицы слухами полнятся. Ваша, – Кантор сделал паузу. – карьера началась три года назад, верно? За это время у вас появился хороший послужной список.
Найдер нахмурился. Да, Кантор – или тот, на кого мужчина работал – явно неплохо постарался. Должно быть, он пролез в самую глубь Цая, чтобы узнать о темных делах, которые велись на улицах северного района. Вопрос был в том, кто этот «послужной список» выдал. И за сколько.
– Не буду перехваливать вас или вашего друга: вы не являетесь лучшими, но вы одни из лучших.
Найдер, наконец, выпустил трость и осторожно приставил ее к креслу. Он сделал еще один глоток.
– Одни из, так? Тогда почему мы?
Раз чуть слышно вздохнул. Найдер начал уходить не в ту степь. Кантор был хитрым дельцом, и он пришел не отвечать, а спрашивать. Осторожность оша была понятна, но вопросы стоило оставить на потом. С такими «шесть-девять» лучше так: сначала дать выговориться, а
Кантор повертел в руках стакан и улыбнулся:
– А кто сказал, что только вы? Это будет игра – лишь один победитель получит приз.
Найдер и Раз переглянулись. О таком речи не шло. Раз медленно провел рукой по подлокотнику кресла, пересчитывая швы – девять. Наверное, и Кантор был девяткой – той, что больше всех остальных цифр и стремится к завершенности.
– Поподробнее, – Найдер напряженно подался вперед, сжал руки и положил на них голову.
– Как вы думаете, насколько сложным должно быть дело, которое оценивается в пятьдесят миллионов линиров?
Найдер подался вперед, точно уже видел перед собой деньги. Раз пересчитал рукой швы на втором подлокотнике – снова девять.
В хорошей пекарне буханка хлеба стоила пять линиров. Рабочие Тьянтала со стажем от трех лет получали шесть тысяч. Квартира в Фьяноле стоила от двухсот тысяч. Ученые в зависимости от пользы открытия могли получить до миллиона. А им предлагали сразу пятьдесят миллионов линиров. За кражу. И чего будет стоить такая кража? Что это за бумаги?
«Десять тысяч пятьсот один, десять тысяч пятьсот два, десять тысяч пятьсот три…» – Раз пробежался до третьего десятка вперед, затем назад. Он видел нетерпеливую дрожь Найдера, да и сам уже растерял спокойствие.
Пятьдесят миллионов… Если в деле будут участвовать все пятеро, ему достанется от двадцати процентов до сорока в зависимости от вклада. Это… Раз даже не мог придумать что.
Для Найдера – решение проблем со всеми королями Цая, исполнение мечты отца, здоровая нога. И главное, спокойная жизнь на равных с миром. Деньги заткнули бы всех, кто ему презрительно шептал «оша» и «калека».
Для Рены – возвращение к той жизни, которой ее лишили, исполнение мечты о путешествиях. Для Джо – об образовании. Для Феба… Ладно, о чем парень мечтал, Раз не знал, но не сомневался, что и мечту того можно купить. А о чем мечтать ему, он не понимал.
Когда-то хотелось одного: стать ученым, как родители, как брат. Помогать людям, может, вылечить какую-нибудь смертельную болезнь или изобрести то, что сделает жизнь легче. Затем его единственной мечтой стала свобода от больничного мира, после – просто найти работу. Мечты мельчали, пока не исчезли вовсе.
– Давайте к главному, – деловито сказал Найдер. – Сроки, суть, имя.
– Мне нравится ваш подход, – Кантор кивнул и повернулся так, что на лице залегла тень, сделавшая его похожим на бесстрастную маску. – Как вы знаете, через три недели состоится День прогресса. Для ученых это единственная возможность представить свои исследования не научному совету, а министрам, минуя одобрение гильдии.
Найдер внимательно слушал. Раз водил ладонью по подлокотнику взад-вперед – девять швов в одну сторону, девять в другую. Все это он отлично знал. Очередную годовщину революции ученые ждали сильнее всего. Гильдия знала, в какую сторону направить умы, и для тех, кто хотел делать по-своему, это был единственный шанс показать себя, а тем, кто не попал в число любимчиков научного совета – получить финансирование.