Прячем лица в дыму

Николаева Лина

– Ага, оправдываешься и защищаешь! Еще один признак, между прочим.

Рена рассмеялась. Вот так психология, ага! Если это и наука, то, видимо, о том, как быть эгоистом и не помогать друзьям.

Ну что ей дадут все эти путешествия, если она будет знать, что Раз так и остался один, в своей ледяной броне? Он поддерживал ее в больнице, а затем забрал оттуда, не оставил и после, когда Рена отчаянно боролась с пристрастием к таблеткам, которые давали врачи, и с магией. Так как она могла оставить его в той же борьбе?

Да, Найдер был рядом. И

он никогда не пересекал черту, позволяя Разу самому решить, чего тот хочет. Не то что она. Рена знала, что своими словами порой грубо лезла к Разу, все что-то пыталась достать, узнать, выпытать. Потому что она знала, что внутри там так и сидит тот преданный мальчик, который хочет снова поверить и взяться за протянутую руку. И Рена ждала, что он возьмется за ее раскрытую ладонь, как однажды она ухватилась за него и спаслась.

Только вот смех в ответ на слова Мики прозвучал как-то натянуто. Рена уперлась руками об стол и серьезным голосом произнесла:

– Давай-ка переходить к делу. Что ты можешь сказать о дане Адване? Он с вашей кафедры.

– Ну, я знаю его, – задумчиво протянула девушка и отложила посуду. – Давай не будем говорить о нем?

Рена нахмурилась. Она всегда платила хорошо, но если Мика отказывалась от денег, дело было совсем нечистым.

– Почему? Расскажи все, что знаешь. Я заплачу тысячу линиров.

Рена отчетливо видела отразившуюся на лице нортийки борьбу жадности и страха.

– Не стоит, поверь, – в голосе Мики послышалась настоящая мука. – Знаешь, я ведь присматривалась к дану Адвану. Он хорош собой и богат – ну, ты понимаешь, о чем я. Так вот, о нем лучше не узнавать лишний раз. У него могущественные покровители. А в последнее время многие интересуются даном Адваном. Не к добру это.

– Пять тысяч линиров. Что ты знаешь, Мика?

– Ничего, что ты хочешь узнать! Нет, сейчас мы не договоримся. Ну, я думаю, тебе пора.

– Мика…

– Тебе пора! – взвизгнула девушка. – Не спрашивай меня ни о чем!

Рена сжала перчатки. Мика что-то знала, и на нее была последняя надежда. Она не могла вернуться без информации: ради Раза, даже ради Найдера. У отца было выражение: «бедовые мальчишки» – оно отлично подходило этим двум. Она ну никак не могла оставить или подвести своих бедовых мальчишек. Они ведь все равно не отступят, так надо дать им хороший старт.

Рена вытянула на обеих руках указательные и средние пальцы, переплела, а затем быстро развела в разные стороны и сжала ладони в кулаки. Мика с криком схватилась за глаза.

– Тихо. Если ты мне все расскажешь, зрение вернется. Если нет – что же, ты сама сделала этот выбор.

Голос звучал холодно, но Рене казалось, тело горит огнем. То ли из-за магии, то ли от стыда.

В больницу она угодила после того, как из-за ее силы погибли люди, и тогда девушка зареклась, что больше не призовет магию. Не сдержала обещания. Затем сказала, что будет использовать ее, только когда помощь понадобится Разу или Найдеру: освещать, ослеплять, ударять. Не сдержала и этого слова. Оставалось

всего одно обещание: не использовать магию, чтобы убить. И если она однажды нарушит и его… Рена не знал, что тогда.

Из глаз Мики потекли слезы. Она заикалась:

– Ты… Ты… Ты… Прошу!

– Я свет. Я знаю, что делаю, и тебе лучше сказать мне правду.

«Свет», – на лице появилась горькая ухмылка.

Во всей Арлии только Светлый орден мог использовать магию – избранные, владеющие силой света. Считалось, что это единственный вид магии, которые не несет хаос. Служителей ордена уважительно называли «свет» и ставили в один ряд с правителями. На них надеялись, обращались за помощью, а некоторые даже молились им, подобно богам.

Но Рена четыре года училась и служила ордену – времени хватило, чтобы понять, что это самые лицемерные и трусливые люди на свете. Не было у них никакого света. И она тоже не была светом – огнем, который мог лишь сжигать.

– Прошу, прошу, я хочу видеть, я все скажу! Верни зрение!

– Сначала ты мне все расскажешь, – твердо ответила Рена, продолжая держать ладони сжатыми.

Она могла ослепить по-настоящему, но сейчас это была иллюзия, игра света. И Рена не сомневалась, что поступает правильно – Раз и Найдер ведь важнее, – но почему-то эта «правильность» давила на плечи тяжким грузом.

Мика сползла на пол и закрыла лицо руками. Рена нависла над ней:

– Говори, Мика. Что ты знаешь о дане Адване?

Если бы речь шла не о брате Раза… Если бы речь шла не о том, кто так жестоко обманул доверие и упрятал в больницу…

Совесть ехидно скалилась: все упиралось в Раза. Не в то, что Лаэрт Адван продолжал эксперименты с магией, которые могли погубить весь Кион, даже не в обещанную награду. В Раза.

– Я… Я…

Рена присела перед девушкой.

– Думаешь, это все, что я могу? Прекращай лить слезы, если не хочешь узнать предел моих сил, и говори.

Выпрямившись, Рена рукой пригладила пучок. Раз однажды обратил внимание, что она перестала носить волосы распущенными и начала одеваться в темное. Он тогда сказал верно: да, такими мелочами она старается откреститься от прошлого, от ордена. Но знания использовать продолжала, значит, это было весьма лживое «открещивание».

– Дан Адван… – Мика икнула. – Его отчислили… – снова икнула и утерла слезы рукавом свободной хлопковой блузы. – Гильдия не любит об этом говорить – как же, молодой гений! Но это было. Ну прошу, дай мне снова видеть, я все расскажу!

Мика провела ногтями по лицу, оставляя на коже красные следы. Рена посмотрела на нее свысока – сидя на холодном каменном полу, вся в слезах и соплях, помощница выглядела такой жалкой. И это она сделала с ней. Девушка раскрыла ладони и переплела пальцы, затем шагнула в сторону.

Мика с визгом прижала руки к лицу, отняла, уставилась на них, жадным взглядом заскользила по стенам, полу, потолку. Она остановилась на Рене и медленно отползла в сторону.

– Ты чудовище, – выдавила девушка.