Прямо сейчас
Шрифт:
– Японский бог… войны, – сказал Андрей, глядя на огромные самоходные пушки, перегородившие дорогу к такому близкому уже Кремлю.
Астон-Мартин, съемочный автобус и грузовик остановились. Андрей крутил головой туда и сюда, смотрел то на самоходки впереди, то на джипы в зеркале заднего вида, то на танки в низине за толпой, и не знал, что делать. Грузовик попал в мышеловку, хотя дверца мышеловки и не захлопывалась. Все было очень странно. Танки и самоходки не проявляли ни малейшей активности. Джипы тоже стояли на месте, из них никто не выходил и даже не выглядывал. Затем джипы даже стали медленно сдавать
– Чего это они попятились от нас, как от заразных? – сказал Андрей, глядя в зеркало заднего вида.
Киносъемочный автобус медленно задрейфовал в сторону митинга. Толпа внимательно слушала оратора, стоявшего на помосте с мегафоном в руке. Над деревянной трибуной был растянут транспарант с надписью: «Паутов + Микулов = вор + диктатор (от перестановки слагаемых режим не меняется)».
Паутов воспользовался тем, что американский автобус отправился снимать акцию протеста, и хорошенько приложился к фляжке с брусничной настойкой, хотя и без того уже был довольно пьян. Конечно, с одной стороны, в столь тревожный для страны день президент мог бы быть и потрезвее. Но с другой – не мог. Если у тебя стресс и при этом на тебя пялится весь мир, то в редкие моменты, когда объектив видеокамеры отворачивается и выдается возможность сделать ободряющий глоток из фляжки, то поневоле твоя голова запрокидывается на более долгое время, чем посоветовали бы врачи. И не захочешь, а тяпнешь про запас.
Выпив, Паутов с удовлетворением выдохнул и протянул фляжку Даниле.
– Я больше не буду, у меня еще дела, – твердо сказал Данила.
Паутов хмыкнул и протянул ее Андрею.
– Я тоже, извините, я за рулем.
– Ну конечно, – сказал Паутов, – у всех же тут дела, у одного меня их нет. Выехал вот по туристической путевке из Кремля в Москву, наслаждаюсь видами центра столицы.
Театрально оглядывая окрестности, Паутов остановил взгляд на конной статуе. Вернее, на ораторе, который за спиной у князя Долгорукого в эту минуту закончил речь и стал неистово выкрикивать лозунги.
– Мы за свободу слова! За независимый суд! – кричал он, и толпа мерно вторила ему: – Мы за свободу слова! За независимый суд!
– Кто там орет? Чистяков? – спросил Паутов и сам же ответил себе: – Он, гаденыш. Ненавижу.
И действительно, на трибуне был известный борец за права и свободы, господин Чистяков.
Митингующие при виде приближающегося автобуса с видеокамерой стали скандировать громче и бодрее. Впрочем, некоторые из них, у кого в руках были разного рода гаджеты, направились к грузовику, объясняя что-то остальным и махая им руками, приглашая идти вместе.
Тем временем работавшие на холостых оборотах моторы четырех артиллерийских установок, перекрывших Тверскую, взревели. Самоходки стали медлительно, неуклюже разворачиваться.
* * *
В Кремле президент Белоруссии Антон Микулов затаив дыхание смотрел по телевизору, что происходит с грузовиком в сопровождении Астон-Мартина и съемочного автобуса. Это был, по сути, прямой репортаж о приближении к нему Паутова. О приближении краха его, Микулова, политической карьеры, краха всей его жизни.
В кабинет вошел неслышными шагами министр безопасности Владислав Чернега.
– Всё, Антон Максимович, –
– Кому всё?
– Паутову. Я приказал уже без стеснений уничтожить этот грузовик немедленно, из всех танков или самоходок, какие там есть.
– Да? – сказал Микулов. – А мирные граждане? Там же жертвы будут.
– Я сказал, чтобы действовали аккуратно. А с другой стороны, чего уж, лес рубят – щепки летят. А победителей не судят.
– Это мои избиратели, между прочим. Лесоруб-победитель. А главное, еще телевидение, иностранцы эти поганые… – Микулов налил себе водки в рюмку и выпил, затем в сердцах отшвырнул рюмку, налил водки в стакан. – Черт.
– Антон Максимович, у нас есть четкая официальная версия. Это мы с самого начала учли. Военным ушла информация, что в грузовике сидят террористы, которые везут под кузовом полтонны тротила.
– Под кузовом? – уточнил Микулов.
– Конечно, – заверил министр безопасности. – На первый взгляд, грузовик порожняком идет, но это уловка, под пустым кузовом все спрятано. Такие коварные, эти исламисты. Хотят взорвать грузовик на Красной площади. А там сейчас много людей. У нас нет выбора, террористов надо остановить. Избиратели поймут. Телевидение поймет. Иностранцы поймут. Все всё поймут.
– А Паутов что в грузовике делает, по твоей официальной версии?
– А Паутова террористы взяли в заложники. Я же говорю, хитрые, подлые черти. Но мы их раскусили.
– А русские по какой версии наши танки бьют?
– Мне доложили, что у них кто-то запустил байку, что некоторые единицы белорусской бронетехники захвачены террористами и что наши танкисты у этих террористов в заложниках, внутри танков. Я даже догадываюсь, кто это сделал. Есть один коллега, зам председателя ФСБ, любитель шахмат и бильярда. Но плевать. Кто победит, тот и напишет потом историю. Мы нашим танкистам такую же версию уже сплавили – что некоторые русские танки вместе с их экипажами, как и грузовик, под контролем террористов. Чтобы наши им отвечали аккуратно, гусеницы сбивали или еще что, ну, чтобы люди внутри, наши братья-славяне, не пострадали по возможности.
Микулов выпил.
– Антон Максимович, вам нельзя. Сердце же.
– Сердце! Если бы ты с самолетом все четко устроил, ничего бы этого не было.
– С самолетом все четко было. Кто же знал, что Паутов с парашютом сиганет.
* * *
Известный борец с коррупцией, приверженец прав, свобод и общественной справедливости господин Чистяков, видя, что его слушатели потянулись в сторону Тверской, отставил мегафон, наскоро переговорил со стоявшим рядом с ним на помосте мужчиной, видимо, со своим помощником, и, снова подняв мегафон, закричал:
– Друзья, мне сейчас сообщили, что нас снимают американские репортеры, трансляция идет на всю планету через интернет. А вон там, в грузовике, сидит наш разлюбезный президент Паутов, который превратил Москву в цирк с не дрессированными танками, – Чистяков, судя по всему, ощущал, что настал его звездный час, глаза у него бешено блестели, выражение лица, обычно угрюмое, теперь было радостно-истеричным; он спустился с помоста и пошел за толпой, подгоняя ее выкриками. – Вперед! Окружайте его! Теперь ему придется нас услышать.