Прямые пути
Шрифт:
Квирас с тоской посмотрел на масло. Казалось, что оно вообще не перетекает. Подогнать бы его. Или можно было раньше времени перевернуть кубок, когда сверху вниз натекло совсем мало масла. Однако Клинп заметит — сосуды помечены, на одном нарисовано лицо Аситы, а на другом написано что-то непонятное. И Клинп как-то угадывает, который сосуд должен быть сверху в чей караул. Да и второй служивый, что сейчас храпит в шалаше — горец с длинным именем, — тоже заметит. Он уже в обиде на Квираса, что тот его имя коверкает.
Вдруг по ровной поверхности масла прошлись круги. Потом снова. Земля слегка задрожала, а там грохот донесся.
А грохот усиливался, и шел он откуда-то с востока. Квирас даже глянул туда. И увидел, как извивается в темноте вереница огоньков — как раз там, где проходит дорога. Что бы это могло быть? Подумалось, что огромадная светящаяся змеюка по дороге ползет — врали последнее время про больших змей, которых ничего не берет. Хотел убежать, однако нельзя покидать пост — иначе в патруль отправят — и не решился. Еще вспомнилось, что со змеями нельзя резко двигаться. Потом сообразил, что это не змея, а много всадников, а светятся подвешенные к пикам небольшие лучинные лампы — имперские конники тоже так разъезжали по ночам. Квирас едва не упал от облегчения. Однако откуда их столько сразу посреди ночи?
Подняв повыше фонарь, вышел на дорогу, перехватил копье и для солидности расставил ноги. Только тут сообразил, что следовало разбудить других служивых, которые все также храпят в шалаше, но передний огонек был совсем близко.
Когда всадника осветило фонарем, Квирас уронил копье. Это оказался степняк. Огромный, в рысьей шапке и теплой войлочной одеже, он сидел верхом на огромном черном коне и смотрел в глаза. Из-за спины степняка торчало оперение десятка стрел, а прямо почти на Квираса было нацелено острие притороченной к седлу пики, это на ней лампа висела, чтобы освещать дорогу впереди. А за ним еще степняки, аж целая конница, вон, сколько ламп светится, слышны разговоры на их непонятном языке да лошадиное всхрапывание.
Неужто — набег? В таком далеке от Холодной Степи? Да как сюда попало целое войско степняков?! Разве что колдовством перенеслись, в последнее время слухи всякие ходят. А может уже разграбили и Лесной Край, и большую часть Пахотных Равнин, что аж сюда добрались. Надо бежать, а куда? Слева речка, справа болото, а к селению — так это аккурат по пути со степняками.
Степняк подъехал совсем близко и неожиданно сказал:
— Светлого дня.
Это у них так ночью принято здороваться, не по-людски. Днем чего другого желают, веселых снов, что ли.
Квирас понял, что его не будут убивать или угонять в плен, и покачнулся. Сипло ответил на приветствие.
Степняк посмотрел с прищуром, еще и голову склонил. Не поймешь по лицу, что думает, и Квирас снова испугался — вдруг этот дикарь на что-то обидится да за оружие возьмется? Вон уже и руку к боку тянет, а там у него меч висит.
— Много вас, — заговорил Квирас от беспокойства — пускай степняк ответит, тогда станет понятнее, как он настроен. — И куда это вы посреди ночи?
— Нам нужно попасть в Южный Рукав до второй луны, чтобы успеть на «Священную звезду», — и степняк неторопливо вытащил из сумки свиток, который с достоинством протянул Квирасу. Тот посмотрел, ничего не понимая,
Да что же такое происходит?! Целое войско степняков разъезжает по империи, да еще с настоящими подорожными! И священные звезды им раздают, а не честным равнинникам. Видать, правду говорят, что конец времен близко.
Квирас принял из рук степняка тяжеленький свиток, отойдя к фонарю, развернул, нахмурился, как следует, и стал разбирать написанное. Клинпа бы сюда, он читает быстрее, чем люди думают. Однако сейчас спит в шалаше и даже не храпит.
А свиток и взаправду подорожная. Со всем печатями, расписана, как положено: сперва идет имя того самого наместника, что серебряные ленты любит — Миай Луриас из рода черных кузнецов — дальше перечислено, кто и что может двигаться имперскими дорогами. Имена какие-то степняцкие, не прочитаешь их. Не то три, не то пять тысяч воинов — с числами у Квираса особенно сложно. Вроде бы семь тысяч лошадей.
— Мы прошли прямыми тропами, — зачем-то признался степняк. А может не признался, а наоборот, угрожает — прямые тропы, это же колдовство, стало быть, меж степняков и колдуны есть.
А Квирас все читал. Там было написано явное издевательство — разрешено степнякам провозить сколько-то соколиных крыльев, сосновых иголок, листьев осоки, горных рек. Куда смотрел наместник, когда подорожную выдавал? Или сам же степняков не любит, издевается над ними, разрешая сосновые иголки провозить? А ведь мысль — подъедет кто к заставе, а платить не хочет, так предъявить ему, что прицепившийся к штанам репей везет без разрешения. Или сами штаны — одежу-то в подорожных не указывают. Мысль так понравилась Квирасу, что захотелось прямо сейчас ее опробовать, но, глянув на пику, стрелы, других степняков, не решился. Боязно. Может, и так заплатят.
Внизу свитка, перед самыми печатями, было записано, сколько степняки везут с собой стрел. И Квирас узнал число, потому как несколько раз его видел — сто пятьдесят тысяч. И решил сделать, как Клинп — сперва поднял брови, потом глянул на степняка и хитро прищурился:
— Стрелы пересчитать бы. Вдруг больше ста пятидесяти тысяч.
Намек, что надо бы проезжающему не скупиться для стражников, не то они возьмутся взаправду стрелы пересчитывать, на три дня задержат. А если начнет проезжающий возмущаться, что с него взятку требуют, то перевести все на шутку. Хотя была возможность, что с самого начала за шутку примут, платить не станут. Это и случилось — степняк рассмеялся, и у Квираса внутри что-то оборвалось. Однако потом степняк вытащил и протянул серебряный диск:
— Держи!
Обменялись — подорожная на серебро. И степное войско с тем же топотом копыт двинулась дальше.
Сперва Квирас радовался — диск больше половины долга покрывал. Но потом, глядя, как мимо проезжают длиннющая, словно бесконечная, вереница всадников и сменных коней, подумал, что можно было просить больше за такую-то толпу. И расстроился.
Глава 13
Рес очнулся неожиданно, без перехода. Только что был равнинником Квирасом, смотрел на проезжающую по дороге конницу, и вот уже побережник Рес, смотрит на почти прогоревший костер. И почувствовал огромное облегчение.