Пряник и Пшёнка
Шрифт:
— …а не то, что ты там себе надумал, — закончила Пшёнка. — Хотя и это тоже. И у тебя, знаешь ли, бывшая тоже не как «Муза дрочей моих» записана, так что не надо мне тут глазки закатывать.
— Муза… чего? Дрочей?
— А что? Это хотя бы поэтично. Ни то, что какая-то там «Злая сосака».
— «Злая сосака» хотя бы несет в себе отрицательный смысл. Сразу понятно, что отвечать на ее звонок не нужно. А вот «Муза дрочей моих» — это… Это звучит так, будто ты на нее с удовольствием дрочишь.
— Ну, да, — проанализировав мои
— Пошли, — кивнул я согласно, и Пшёнка снова повела нас.
На кассе она разглядывала всё, что было вокруг неё.
— Хубба Бубба?! — не поверила она глазам своим, схватив с полки круглую упаковку. — Я думала, эти штуки еще в детстве вымерли. Хочу! — кинула она ее тут же в тележку. — Рондо?! Обалдеть! И, смотри, Прянь! — пошлёпала она меня быстро-быстро по плечу. — Конфетные браслетики! Как в детстве! Помнишь? Возьмём для девочек? — яркие голубые глаза, смотрящие в мои, горели восторгом ничуть не меньше, чем у любой девочки.
— Кидай, — кивнул я одобрительно и не сдержал улыбки, когда Пшёнка начала пританцовывать на месте, разглядывая полки на предмет того, чем еще здесь можно было бы поживиться.
Расплатившись за продукты, я взял пакеты, а Пшёнка торт и, за каким-то хреном, чек. На выходе из магазина, нырнула рукой в один из пакетов и достала из него Хубба Буббу.
— Я умру, если не попробую её сейчас же.
В машине, когда мы всё загрузили и пристегнулись, Пшёнка сразу сама врубила музыку и принялась открывать жвачку.
— Будешь? — поднесла она к моим губам розовый рулон.
— Нет, — слегка отклонился я.
— Ну, и ладно. Мне больше достанется, — немного отмотав жвачки, она прикусила ее край круглой пластиковой упаковкой и закинула в рот короткую пластинку. — Ммм, класс! Хотя… — поморщилась она. — Как-то приторно. В детстве вкуснее казалось.
— Или мы привыкли к другим жвачкам.
— А помнишь, были такие жевательные конфеты, от которых язык сильно красился?
— Конечно, — кивнул я.
— Я помню, как первый раз съела такую. Синего цвета. И не знала тогда, что она красит. А потом в зеркале увидела, что у меня язык и губы синие. После этого проревела часа два из-за того, что Лёшка, мой брат, сказал мне, что у меня всё посинело из-за того, что я умираю. Дурак, блин. Я до сих пор избегаю всяких синих конфет и жвачек, — рассмеялась Пшёнка.
Глава 10. Ольга
Пряник припарковался у уже знакомого мне коттеджа. Первым вышел из машины, распахнул заднюю дверцу и достал пакеты с продуктами. Я со своим тортиком чинно, благородно ждала его у калитки. Одна я туда, где прямо сейчас визжат Соня и Варя, явно пригретые солнцем, не войду.
— Ты бы торт спрятала? — указал Пряник на него кивком.
— Зачем? Не хочешь делиться с сестренками? Обойдёшься.
— Смотри. Я предупредил, — загадочно протянул Артём и открыл для нас
Наверное, для того, чтобы опять пялиться на мой зад. Поди, весь поход по магазину смотрел и думал о белых трусах под моими джинсами. А вот облом ему — там уже красные. Пришлось переодеть, так как на тонком белом кружеве после встречи с забором остались затяжки. А трусы на мне, принципиально, должны быть идеальными, если не для парня, то для возможной встречи с патологоанатомом. Кто знает, чем день закончится? Застревание в заборе, например, я тоже не планировала.
— Оля приехала! — детский вопль откуда-то из кустов сразу привлек моё внимание. И пришлось сразу сгруппироваться, оставить торт на тротуаре и присесть на колено, чтобы два мелких гнома в розовых панамках смогли меня обнять и при этом не уложить на лопатки.
— Привет, красоточки! — обняла я девочек, которые прижимали меня так крепко, что сразу стало ясно, что видеть меня они очень рады.
— Это что, торт? — воскликнула Варька и на детских личиках обеих девчонок сразу возникли лукавые улыбочки.
— Всё. С этого момента пикник официально объявляется нафиг никому не нужным, — вздохнул Михаил Захарович, стоящий в гриль-зоне.
— Почему? — не поняла я.
— Торт, — сказала Марина Олеговна, вышедшая из дома. Улыбнувшись мне, она поджала губы, словно говоря, что кое-кто (я) облажалась. — Они теперь ничего есть не станут, пока торт не поедят. А после торта им уже ничего не нужно будет.
— Ой, — поморщилась я виновато и выпрямилась. Девчонки уже понесли торт на стол в беседку. — Я не подумала. Простите.
— Ничего страшного, — махнула Марина Олеговна и подошла ко мне, чтобы обнять. — Спасибо, что приехала.
— Вы не оставили мне выбора, — хохотнула я.
— Я в загсе так же говорил. Не помогло, — хитро улыбнулся Михаил Захарович и тут же получил нарочито укоризненный взгляд от жены.
— Оля, поможешь мне на кухне? — спросила Марина Олеговна.
— Конечно, — с удовольствием согласилась я.
Еще в общаге, пока переодевалась, я пришла к решению, что нужно как-то и чем-то задобрить этого пряничного чёрта, чтобы он не испортил мне следующее свидание. Может, если я сделаю ему что-нибудь хорошее, он тоже, хотя бы на подсознательном уровне, постарается не портить мне свидания и платья?
— Эй, малявки, а меня обнять не хотите? — вышел Артём из дома, где оставил пакеты с продуктами.
— А ты торт привёз? — очень, очень находчивая старшая.
— Всё с вами ясно, — усмехнулся Артём и прошёл к отцу.
— Давай, малой, составляй компанию, — кинул ему Михаил Захарович бутылку с пивом. — На сухую я этот пикник не потяну. Вы же с Ольгой, всё равно, с ночёвкой…
С какой ещё, нафиг, ночёвкой? Я на такое не подписывалась!
И какого, блин, хрена, этот пряничный чёрт открыл бутылку и демонстративно, глядя мне в глаза, хлебнул из неё?