Прятки по-взрослому. Выживает умнейший
Шрифт:
– Не ругай бочку, экстремал. Ты ей памятник должен поставить.
– За то, что меня мертвым посчитали?
Не только. Шлепнись ты на полметра левее или правее – дожидался бы водолазов вместе с этой самой бочкой. Там слой ила почти в метр толщиной. Вляпался бы в него, как гвоздь в пластилин. Так что, она тебе жизнь спасла, как теперь выясняется.
Мысли кружились в голове Глебова в хаотическом танце без музыки и ритма. Сталкивались, обрывались и срастались вновь.
– Ну, а дальше мне что делать? – растерянно спросил он. – Можно к следователю за паспортом идти? Или
– Придешь – снова откроют.
– А я настоящего убийцу укажу!
– Дело закрыто, – по слогам отчеканил Миленин. – Все довольны, понимаешь? Следователь даже выговор не получил! Возмездие состоялось. Так что, никому твой убивец на фиг не сдался…. У тебя факты есть? Улики неопровержимые? Чем докажешь, что твой убийца подходит для скамьи подсудимых больше, чем ты?
– Я что, уголовный розыск?! – в отчаянии воскликнул Глебов, – откуда у меня доказательства?! Это вас налогоплательщики содержат! Вот, будьте добры, отрабатывайте!
– Ты куском хлеба не попрекай, умник. Ну да, некрасиво получилось с тобой, даже подло. Согласен. Но без полиции ты бы вообще из дома на улицу носа не высунул, так и сдох с голодухи у пустого холодильника! Если б раньше бандиты не забили прямо в хате…
Ну, спасибо! – шутовски поклонился Андрей. – Ах, как мне повезло! Спасибо полиции родной, что не дала меня забить бандитам – для себя приберегла.
– Я же сказал – извини!
Глебов удивился:
– Извини? Ты сказал – извини? И это ты от кого извиняешься? От себя? Так я к тебе претензий не имею. От начальства? Плевать я хотел на их извинения! Они мне жизнь ломают, между прочим!
– Хорош орать! – заорал Миленин, – всех соседей перепугаем! Еще полицию вызовут…
Глебов снова напряг мозги и попытался связно подумать. Тщетно.
– Но я и вправду нашел убийцу, – жалобно сказал он. – Что же, тупик что ли, получается? Я всем нужен мертвый, а настоящий убийца нафиг не нужен?
Миленин помолчал, потом ответил примирительным тоном:
– Зато ты во всероссийский розыск не объявлен, можешь по городу бродить спокойно.
– А домой?
– Нет, там прокурор дверь опечатал. Сорвешь бумажку – засветишься сразу. Еще и со стволом бродишь. Выбрось от греха подальше.
– Классная жизнь настает, – сдавленным голосом резюмировал Глебов. – Броди без страха по городу, сколько хочешь. Пока от голода не сдохнешь. Потому, что без паспорта никуда не уедешь, а без ключей домой не попадешь. Хуже бомжа. Те хоть сознательно так живут…
– Слышь, Иваныч, если остыл, успокоился, давай ко мне зайдем, пообщаемся, – предложил сыщик, – обсудим ситуацию в спокойной обстановке, а?
– Нет.
– Вот ты упертый мужик! Сам посуди – на хрен мне тебя задерживать, если от этого всем только головная боль прибавится.
– Выходит, что в полиции мне никто помочь не может?
– Мочь то может, но не станет.
– А если я… того… приведу убийцу с его чистосердечным?
Миленин пожал плечами:
– Не знаю. Тогда, наверное, ты бы по закону воскрес. Хотя, я слышал, что помереть легко, а вот воскреснуть – большая проблема. В смысле оформления документов.
Глебов почувствовал
– И что? Неужели правда никому не нужна? Кроме меня! А меня, кстати, и в живых-то нет…
– Может, кому и нужна, – в очередной раз пожал плечами Миленин, – папику убиенной девицы, например.
– Кому?
– Белянчикову. Он команду «фас» дал, ему и команду «фу» говорить. Только добраться до него сложновато.
– Ты знаешь как?
– Смеешься? Я даже не знаю, в городе он сейчас или в командировке. Да я его вообще всего раза три за всю жизнь видел, и то издали. Когда на демонстрации в оцеплении возле трибуны стоял.
Миленин еще продолжал говорить, но Глебов его уже не слушал. В два прыжка спустившись вниз на безопасное расстояние, он опустил голову и уже медленно зашагал по ступенькам.
– Иваныч, ты куда? – крикнул сверху Миленин, – серьезно говорю, пошли, чаек погоняем! Может, какая умная мысль осенит…
– Спасибо, – грустно ответил Глебов, – что-то не хочется.
Он вышел на улицу, прошел с квартал, прежде чем заметил, что так и держит в руке револьвер. Огляделся, сунул его в карман и побрел дальше.
Отчаяние было велико. Такие надежды связывал он с Милениным! А сыщик отмахнулся от него, как от мухи. Хотя, может он и прав. Дело-то в архив, небось, сдано. Чтобы его вытащить, нужен не Витя Очкун – нет на него прямых улик, здесь прав чертов сыщик! – а оживший Глебов. Лично! То есть, опять в тюрьму? А кто дело поведет? Явно не проштрафившийся Рогулин. Половчее найдется прокурорский работник, поцепче. Такому на хрен сдался недоказанный Очкун, когда в руках усугубивший свою вину побегом Андрей. Да и в камере надеяться на теплый прием не приходится…. Эдак и до суда можно не дожить, между прочим!
Да, ошибся он в Миленине – характер подозревал, на самолюбие надеялся. А сыщик оказался самым обыкновенным ментом. И человеком обыкновенным, слабым и боязливым. Причем, боязливым в отношении начальства, а не бандитов – вон как спокойно отреагировал на уткнутый в спину револьвер.
Вся собранная в последние дни информация внезапно оказалась никому не нужной, зряшной. Чкалов продолжал жить своей жизнью. Городу оказались безразличны человеческие страдания, преступления и человеческая жизнь вообще. А проблемы московского гостя в Чкалове – разве только в криминальной хронике посмаковать. В Москву дергать надо было сразу, не заниматься частным сыском. Хотя, кто ж знал, что его не ищут. Точнее, искать то ищут, но только тело? А теперь – жить негде, деньги почти закончились, хоть вынимай пистолет и приставай к редким вечерним прохожим…
Неужели совсем нет просвета?! Думай, Глебов, думай, сволочь! Столько работы провернуть, таких результатов добиться – и все бросить? Ну, уж нет! Не повезло с самолюбием опера – свое имеется, однако!
Андрей зашел в первое попавшееся кафе, заказал, не скупясь, еды.
Первые минут пятнадцать он просто ел. Когда голод утих, начал думать. А, когда принесли кофе, начал выстраивать новый план.
С полицией связываться бесполезно, это стало ясно после сегодняшнего краха иллюзий относительно «хороших ментов».