Прятки по-взрослому. Выживает умнейший
Шрифт:
– Я не смогу прямо просить прокурора о новом рассмотрении дела, – сказал Белянчиков.
– Почему?
– Просить – значит, оказаться в зависимом положении. Я слишком долго и мучительно выстраивал свой шесток в этом мире, чтобы отдать свою независимость.
– Значит, для меня выхода нет?
– Ну почему…. Выход есть всегда. Воскресить человека я не могу, а вот помочь появиться на свет – без проблем! Выпишем вам новый паспорт, поправим буковку – были Глебов, станете Хлебов…. Это совсем другой уровень – мои помощники справятся сами, без меня.
– А мое
– Московская? Это серьезная потеря. Ладно. Можно сделать справку, что вы паспорт потеряли… или его украли. Поедете в Москву, там выпишут новый.
– Ну да… я ж теперь во всех базах данных как покойник числюсь…. Кто мне в Москве паспорт выдаст? Еще арестуют… все по тому же делу.
– Знаете что? Давайте вернемся к нашей беседе дня через два. Я посоветуюсь с грамотными людьми, может, что и придумается насчет вашего дела. Вот, – Белянчиков протянул Андрею бумажку, – это мой личный мобильный телефон. Звоните в любое время дня и ночи – всегда отвечу, если, конечно, не на совещании сижу.
– И что мне теперь делать?
– Что хотите. Можете ждать моих действий, можете ехать в свою Москву.
Белянчиков поднялся с кресла и Глебов понял, что время, отпущенное чиновником на эту беседу, истекло. Пора уходить. Чего добился? Непонятно…
– Да, кстати, – произнес Белянчиков вслед уходящему Андрею, – возможно, вы сейчас думаете, что своим рассказом убедили меня в своей невиновности. Ошибаетесь. Просто я допускаю, что полиция может ошибаться и выдавать желаемое за действительное. Да и не выглядите вы коварным интриганом, чтобы убить мою дочь, а потом втереться ко мне в доверие и обмануть весь мир…. А вторая причина – то, что вы живы. Получается – жертва не отомщена. Я очень хочу отомстить. Если вы невиновны – настоящий убийца избежит наказания. Я не могу этого допустить. Я ломал хребты даже за простые насмешки над моей фамилией, а здесь – дочь.
– Хотите, я скажу вам имя убийцы? – спросил Андрей, – даже адрес могу назвать…
– Нет! – поспешно сказал Белянчиков, – не искушайте. Я невольно поверю вам и начну ненавидеть этого человека. А если вы ошибаетесь?
– Хорошо, продолжайте по инерции ненавидеть меня.
– Что толку вас ненавидеть? Вы же и так уже покойник.
Глебов не стал прощаться, вышел из кабинета и пошел по коридору к парадной лестнице.
– Андрей Иванович! – раздался голос Белянчикова. – Лесенку забыли. Мне чужого не нужно.
Андрей молча вернулся в кабинет, взял стремянку и сумку. Тетрадь с расчетами бросил на стол – вдруг пригодится кому. Белянчиков так же стоял в дверях кабинета, и его лицо снова выглядело бесстрастным.
Навстречу Глебову по коридору шли дружной группой мужчины в строгих костюмах – торопились на совещание. Неожиданно один из мужчин замер, пристально разглядывая Глебова.
Андрей поднял голову – перед ним стоял ошарашенный донельзя Вова Качан. Решение созрело мгновенно.
– Делай вид, будто мы незнакомы, – трагическим шепотом скомандовал бизнесмену Глебов, – угощай меня сигаретой.
– Я не курю, – сдавленным
– Тогда дай мне денег, что ли… на нас уже оглядываются!
Словно загипнотизированный, Качан достал из кармана бумажник, вытащил из него какую-то купюру и протянул Андрею.
– Смотри, о нашей встрече никому, понял?
– Понял, – ответил бизнесмен, хотя глаза его говорили совершенно обратное.
– Служба такая, – веско сказал Андрей, – ладно, иди. И никому обо мне… особенно Боцману!
Выйдя на улицу через центральный вход на правах своего человека, Глебов разглядел скомканную в кулаке купюру – пятьсот рублей. Не густо. Может быть, стоило попросить денег у Белянчикова, хотя бы на дорогу до Москвы? Дал бы, наверное…
Никаких особых мыслей сейчас не было. Ну, прорвался к вице-мэру. Ну, поговорил с ним, объяснил ситуацию, раскрыл глаза и так далее. И что? Результат есть? Кроме личного телефона всесильного, как казалось еще сегодня утром, чиновника, он так ничего и не получил. Как там говорил дядя Яким в камере? Вокруг одни враги? И кроме себя самого, никто не поможет.
– Слышь, мужик, стремянку не продаешь? – спросил кто-то сбоку.
Глебов огляделся и обнаружил, что бродит по рядам так называемого «птичьего» рынка, проще говоря, обычной барахолки, где все желающие продают то, что им либо не нужно, либо на водку не хватает…
– Продаю, – не раздумывая, ответил Андрей и через пару минут уже шел быстрым шагом к остановке троллейбуса, пряча в карман вырученные за стремянку деньги.
Оставался всего один человек, который мог вернуть его к прежней жизни. Только он мог заявить в любом кабинете о полной невиновности Глебова, и только ему одному должны были поверить все без исключения.
Имелась лишь одна загвоздка – этот человек совершенно не желал спасать Андрея. По совершенно понятной причине – ведь тогда он сам садился бы за решетку.
Тем не менее, Андрей был полон лютой решимости уговорить Витю Очкуна – студента пединститута, химика и изготовителя наркотиков – поменяться с ним местами. Любой ценой. Любыми средствами. Любым способом.
Единственное препятствие заключалось в том, что живет сейчас студент на даче, и с охраной. Как бы его оттуда выкурить?
С другой стороны, что толку голову ломать – надо ехать и на месте разбираться! Подумаешь – охрана! Как говорили комсомольские работники в дни его молодости – и не такие дела заваливали. Вспомнить бы еще, когда там ближайшая электричка?
Джентльмен у дачи
Электричка несла Андрея прочь от города, в дачный мир – мир маленьких домиков, собранного урожая и брошенных за ненадобностью кошек и собак.
В отличие от прошлого раза, вагон был почти пуст. Отсюда следовало, что дачный сезон все-таки завершился. Редкие попутчики ехали с чемоданами и огромными клетчатыми сумками.
Глебов размышлял. В последнее время его навязчиво преследовала мысль, что все происходящее с ним – либо сон, либо манипуляции какого-то высшего существа, решившего таким странным образом развлечься.