Прятки со смертью
Шрифт:
— Да я просто говорю… — С этими словами Линч умолк и сконцентрировался на ковырянии маленькой бородавки на тыльной стороне левой ладони.
— Линч, вам лучше помолчать, — посоветовала Коулмен.
Он кивнул.
Тогда я не сознавала, но позже припомнила: был момент, когда что-то показалось мне неправильным. Затем тот момент миновал.
Коулмен отвела меня на несколько шагов в сторону, будто бы переговорить с глазу на глаз. Хотя я понимала: из желания держать подальше от Линча.
— Он частенько приводит цитаты из фильмов
Я вновь вгляделась в лицо жертвы.
— Для освидетельствования достаточно, — сказала я. — Полагаю, у медэкспертов уже есть запись зубной формулы?
— Вы правильно полагаете. Желаете присутствовать при вскрытии? — уточнила она.
— Хотелось бы. Когда будут предварительные данные — завтра днем?
Коулмен кивнула и ровным, профессиональным голосом ответила:
— Я позабочусь, чтобы этим занялись нынче же ночью. Если не позвоню, то часа в три.
— Хорошо, я приеду. Понимаю, это не по правилам, но, по-моему, лучше мне сообщить ближайшим родственникам.
Коулмен снова кивнула. Родственники. Бюро было в курсе моих отношений с некоторыми из них. Большинство агентов избегали родственников, предоставляя это право профессиональным адвокатам жертвы. Когда дело еще не было закрыто, адвокатом жертвы оказывалась я.
Бенни и Рэй надели пластиковые пакеты на руки обеих жертв. Линч спросил, зачем они это делали. Эксперты промолчали.
— На случай если под ногтями сохранились частички ткани или кровь, — пояснил ему Хьюз.
— Ай! — вырвалось у Линча, но это не было воспоминанием о Джессике, царапавшей его.
Он вытянул руку с бородавкой — шла кровь. Аккуратно, стараясь избегать контакта, Хьюз дал ему «Клинекс», будто держал салфетку наготове.
Эксперты вначале подняли жертву с переднего сиденья, в процессе непреднамеренно отделив голову и оставив лоскут кожи, словно приросший к обивке. К телу прилипло немного мусора.
— Оно столько времени здесь… — отводя глаза, вздохнула Коулмен. — Как сообщил мне Флойд, тринадцать лет. Ей было двадцать три, а ему — двадцать пять, когда он убил ее.
— Это из его дневника?
— Нет, из его рассказа мне. Он стал записывать только после следующей жертвы — той, что мы поначалу считали первой в деле «Шоссе-66».
Я опустила взгляд на тело, которое убирали в черный мешок.
— Имя жертвы он хотя бы знает?
— Говорит, не знает.
Я отвернулась и посмотрела на сухие русла ручьев, прорезавшие каньон и убегавшие в сердце горы. Отвернулась не потому, что не могла смотреть, как Бенни и Рэй деликатно сортируют части тела, складывают в отдельные мешки для трупов и поднимают их вверх по склону. Я думала: что больнее — это или звонок отцу Джессики?
Глава 5
Незанятая часть нашей группы начала подниматься наверх почти в той же последовательности,
— Бардак. — Он выпрямился и протянул его мне, словно на память, затем сунул мою руку себе под мышку, якобы чтобы помочь преодолеть крутой подъем. — Эх, Стингер, какая печальная победа, — вздохнул он, когда мы медленно побрели вслед за остальными. Звук его голоса действовал на меня успокаивающе, но необходимости отвечать я не чувствовала.
Затем, когда мы отстали настолько, что не могли быть услышанными, он сказал:
— Агент Коулмен — умница.
Мы так много проработали вместе — он аналитиком, я секретным агентом, — что это превращалось в настоящее «шоу Зига и Стингера». Я почувствовала укол ревности. Глупо.
— С чего ты взял?
— Всю дорогу от моего отеля до твоего дома она пыталась интервьюировать меня. В основном на тему, известно ли мне какое-либо другое дело о серийном убийце, менявшем свой модус операнди от изнасилования и удушения на некрофилию. — Зигмунд никогда не произносил «МО», как все мы. Думаю, он слишком горд, чтобы снизойти до акронимов.
— И что ты ей поведал?
— Что это для меня новость, но существовало другое дело, когда преступник переключился с простых убийств по типу казни посредством двадцать второго калибра на расчленения ножом и выпивание крови жертвы. Коулмен сказала, это дело ей знакомо. Потом спросила, что я думаю о «трофеях» и «сувенирах», что-то в этом роде. Она сделала домашнее задание и хотела услышать мое мнение о Флойде Линче.
— И ты поделился?
— Ты же знаешь, я терпеть не могу профессионалов, которые составляют мнение, даже не пообщавшись с подозреваемым. Вдобавок мне надо быть осмотрительным — ведь я был хорошо знаком с одной из жертв и не должен дать повод заподозрить меня в предвзятости.
Одной из жертв. Я хотела сказать, что беспристрастность — это замечательно, но речь-то о Джессике, а не о какой-то типичной жертве, и не говорить об этом больно. Но агенты не обсуждают свои чувства, даже мы с Зигом. Если бы он догадался, о чем я думаю, то не стал бы прикидываться, но он без всякой паузы продолжил:
— Я сказал Коулмен, что комментарии от меня последуют только после окончания полного набора тестов невменяемости и только в письменном рапорте.
— И как она среагировала?
— Была явно разочарована, хотя и попыталась это скрыть. Она, похоже, дама амбициозная. Хочет все, быстро и сразу. Напоминает тебя.
Снова тот самый укольчик.
— Поэтому она сидела в машине, как кол проглотила?
— Возможно. И возможно, мы оба немного пугаем ее. Мы же с тобой уважаемые и знаменитые, разве нет?
— Именно так. Слегка, правда, выдохшиеся. А что ты думаешь? Он в своем уме?
Зигмунд сдвинул вниз очки и сверкнул глазами над оправой, вежливо отказываясь отвечать.