Прятки со смертью
Шрифт:
— Ты называешь это самообороной? Макс, мы оба знаем: нет у нас с тобой достаточно власти, чтобы договориться. Случись все так, как ты предлагаешь, окружной прокурор, если только обвиняемому повезет, будет трактовать это скорее как неумышленное убийство. Да к тому же с последующим сокрытием. Нет, уверена, прокурор будет настаивать по меньшей мере на убийстве второй степени. Вот только я этого не делала. — Я старалась, чтобы голос мой звучал ровно, мягко, неагрессивно.
Мне ни в коем случае нельзя было злить его. Просто выпроводить из машины.
— Если ты сейчас меня задержишь,
Макс наклонился ко мне настолько близко, что я почувствовала влажное дыхание и запашок гамбургера, который он ел на обед. Я не вздрогнула и не отпрянула назад. Таким же ровным тоном, с каким он рассказал бы про облако в небе, он произнес:
— Карло — хороший человек. Вот почему я хочу быть уверенным на сто процентов, прежде чем сделаю что-либо, что разрушит его жизнь.
Глава 43
Макс не вылез из машины, пока не узнал, куда я переехала. Пришлось сказать, что остановилась в «Шератоне», номер 174.
Затем я вернулась в отель, собрала свои пожитки и уехала, не выписавшись.
Когда я грузила мусорный мешок с вещами в багажник, вспомнила об окровавленной одежде на складе. Как только Макс запустит механизм расследования на всю катушку, он, как положено, отследит счета моей кредитки и найдет ежемесячные удержания за хранение. Надо забрать одежду, вывезти в пустыню, облить бензином и сжечь — чем скорее, тем лучше.
Между тем дом Коулмен представлялся мне идеальным укрытием. И удобств в нем гораздо больше, чем в отеле. Никто туда не сунется — до Лауры никому нет дела. И если по какой-то случайности ей удастся вернуться домой, я узнаю об этом первой.
А еще в доме есть компьютер. Запароленный.
Для начала я ввела слово «password» и, когда это не сработало, комбинации ее имени и фамилии. Когда и это не подошло, попыталась припомнить кличку ее собаки. Восемьдесят процентов людей используют клички своих питомцев как пароли в домашних компьютерах, а тогда в баре Коулмен называла ее. Вспомнила: миниатюрный шнауцер. Дункан.
Однако и это не сработало. Я снова перерыла ящик и на этот раз нашла список, приклеенный к его внутренней стороне. В нем было около дюжины различных учетных записей, каждая — со своим паролем, состоящим из случайных на первый взгляд цифр. Коулмен же имеет опыт работы в подразделении по борьбе с мошенничеством и кражами персональных данных. Как же это я не сообразила!
В самом верху был пароль на запуск компьютера — 4597358. Пока компьютер загружался, я пробежала взглядом по предметам на письменном столе и в ящиках, которые пропустила, когда искала ее записную книжку. Нашла листок с наклейками: логотип и обратный адрес Исследовательского фонда Альцгеймера; коробку с открытками геометрического дизайна и достаточно многозначными, чтобы служить как поздравительными и как соболезнующими; поставка под пивную кружку — сувенир из ее поездки в Канкун. Для Коулмен это было, наверное, большим событием.
Я зашла в ее почту посмотреть, какие сообщения там появились за последние три дня и открывалось ли хоть одно. Среди реклам
Входящая почта показала мне еще одно личное письмо — от меня, вопрошающее Лауру, где ее черти носят.
Мое сообщение оказалось открыто и прочитано.
А ознакомиться с ним мог тот, кто использовал учетную запись Коулмен, чтобы отослать письмо от ее имени в офис.
Будь я еще на службе в Бюро, пользуясь всеобщим доверием, я бы легко выяснила IP-адрес того, кто отправлял сообщение Мейси и читал мое.
Я мысленно прокрутила в голове возможные сценарии. Вероятно, тот, кто забрал Коулмен, сначала обездвижил ее и воспользовался ее компьютером. Или увез ее в другое место, откуда было безопаснее использовать ее учетную запись на своем компьютере. Без специалиста мне в этом не разобраться.
Расстроенная, я вновь повернулась к столу и заметила аккуратную стопку из трех черных папок, которые пропустила, потому что не их искала. В них содержались материалы дела Линча, не та урезанная копия, что она давала мне, но оригинал, в полном комплекте, включая его дневники и все фотографии с места преступления. Коулмен не сказала, что у нее на руках все материалы дела; она пошла на грубое нарушение инструкций, вынося все это из офиса.
Но если Коулмен в большой беде, инструкции — наименьшая из ее проблем. Что такого было известно ей и мне, что могло представлять такую угрозу? Я должна выяснить и встретиться лицом к лицу с Линчем: любая сообщенная им мелочь может привести меня к ней.
Блокнот, в котором я вела все записи, остался дома на столе. Но я продублировала их Коулмен, отправив электронной почтой, и сейчас восстановила это сообщение из корзины с удаленными файлами. Я просмотрела записи. Это словно письмо из давнего прошлого, когда я еще была совсем другим человеком. Сравнила их с соответствующими выдержками из разных папок дела, с материалами осмотра места преступления, перечнями улик, личных вещей. Только на этот раз у меня на руках были еще и фотографии. Много фотографий жертв: на месте преступления и на столе патологоанатома, включая снимки, сделанные недавно в брошенной машине.
Если бы следствие не закончили, если бы Линч не успел так быстро выторговать себе срок, а Моррисон не спешил бы так получить общественное признание, материалов сейчас было бы гораздо больше трех папок: они лежали бы в нескольких коробках.
Ну, что есть, то есть. Я раскрыла вторую папку и быстро пробежалась по страницам сводного анализа свидетельских показаний Линча. Ничего заслуживающего внимания о женщине, которую Линч мумифицировал, кроме его заявления о том, что она нелегальная иммигрантка из Мексики. Как сказал Манрикес, у него столько неопознанных в авторефрижераторе на заднем дворе прозекторской, что можно сбиться со счета.