Прятки в мясной лавке
Шрифт:
Дима всегда был отличным мужем, Алиса ни дня не сомневалась, что сделала правильный выбор. Хоть он и был ни самым богатым, ни самым красивым и ни самым галантным из ее ухажеров, что-то внутри толкнуло ее именно к нему.
Да, Дима был отличным мужем. Только сейчас, на заднем сидении машины, Алисе становилось от этого только хуже. Она сама понимала, что все это глупо и бессмысленно, от нее ничего не зависело, но не могла перестать винить себя. Дима мог стать отличным отцом, а она не выносила его дочь.
Слезы вновь подкатили к глазам.
Алиса ненавидела лифты, но подъем на пятый этаж по лестнице сейчас казался невозможным. Лифт поехал вверх, все внутри ухнуло вниз. В глазах зарябила холодная темень, но Алиса взяла себя в руки – если она сейчас отключится, Диме придется вернуть ее в больницу, а этого хотелось меньше всего.
На родном этаже густо пахло стряпней. Алису замутило. Опираясь на руку мужа, она медленно пошла к своей квартире, и стук каблуков отдавался эхом по этажу.
Со стороны лестницы послышалось шарканье тяжелых шагов. Алиса обернулась на звук: по ступеням, переваливаясь с одной монументальной ноги на другую, спускалась соседка; под огромной синей блузкой и черными трениками ее плоть колыхалась, как желе.
Неожиданно, соседка, поймав на себе взгляд Алисы, замерла. Ее круглая от жира ступня в тапке застыла в воздухе над предпоследней ступенькой. Светлые глаза, торчавшие из белых, как мука, складок жира, вперились в Алису пронзительным взглядом.
Нет, неожиданно заметила Алиса, и ее прошиб холодный пот. Не «глаза». Глаз. Один, левый. На месте правого, под сальной темной челкой зияло углубление, заросшее тонкой кожей. Будто никакого глаза там никогда и не было.
Алиса не знала соседку по имени, но память на лица у нее была отличная, и она точно помнила, что еще неделю назад глаз у этой женщины было два.
Все это произошло за секунду. Дима не остановился – похоже, даже не заметил ее взгляда. Алиса прошла мимо двери на лестницу. Единственный светлый глаз невероятно огромной женщины неотрывно следил за ней, но ни один мускул не дрогнул под необъятной массой ее плоти. Нога, занесенная над ступенькой, так и осталась в незаконченном шаге.
Только единственный глаз пристально следил за Алисой.
Когда закрылась дверь квартиры, Алиса облегченно выдохнула, будто прошла по краю обрыва. Чего только не померещится после наркоза и голодовки. Нужно срочно поесть, пока от слабости ее совсем не унесло, хоть и от одних только мыслей о еде сводило желудок.
Муж снял с нее обувь и усадил на диван в гостиной.
– Дим, – от собственного голоса стало противно – он показался ей слишком слабым, слишком жалким, будто она притворялась, выпрашивая жалость и внимание. – Мне надо поесть, что у нас есть?
– Говядина есть, творог… – Дима начал перечислять все, что лежало у них в холодильнике, но умолк, увидев ее лицо. – Не хочешь? Тебе сейчас нужен белок.
Алиса слышала по его тону, с какой осторожностью он подбирает слова. Говорит, как с ненормальной, подумала она с досадой, но не подала виду.
– Слишком тяжелое, не хочу. У нас есть фрукты?
– Нет, но я могу сходить, – с энтузиазмом отозвался
Алиса помолчала. Разумной причины тратить лишние пару сотен сейчас не было – могли понадобиться лекарства. Ей стало чуть лучше, чем в больнице, и она вполне могла побыть одна. Совсем недолго.
– Не будем тратиться, – ответила Алиса. Голос звучал чуть живее. – Лучше сходи, купи яблок, бананов, персиков, если найдешь. И меда! Засахаренного.
Дима заварил ей чай. Он показался ей крепким и слишком сладким, но приятно согрел изнутри. Мягкое спокойное тепло медленно растеклось по ее телу, и собралось где-то в груди.
Алиса вышла в прихожую, где Дима одевался. Не произнося ни слова, она обняла его прижалась к нему. Муж обнял ее в ответ. Жизнь перестала казаться невыносимой.
Алиса отступила на шаг. Она вгляделась в лицо мужа, будто видела его впервые, и каждая черта его лица казалась яркой, словно подсвеченной изнутри.
– Я пойду. – Он чмокнул ее в губы. – Люблю тебя.
Вскоре после того, как ушел Дима, раздался стук в дверь. Алисе не хотелось никого видеть и ни с кем говорить. Она плотнее закуталась в плед и устроилась удобнее в кресле. Но визитер оказался настойчив – тихий стук никак не прекращался.
Как вор, Алиса подкралась к двери на цыпочках и выглянула в глазок. На тускло освещенной лестничной клетке стояла Наталья Сергеевна, милейшая старушка из квартиры напротив. Алисе стало неловко за свою трусость: несколько лет назад именно Наталья Сергеевна позвонила Алисе в другой город, когда умерла ее мама, она же помогала организовать похороны.
Она же несколько дней назад позвонила Диме, когда Алису, скрючившуюся от боли, увозили на скорой.
Алиса хотела тихо уйти обратно в комнату, но Наталья Сергеевна наверняка видела, как они подъезжали к дому, и как Дима выводил ее из машины – ее окна выходили на парковку, и она почти все время сидела дома.
Смущенная, Алиса решила притвориться, будто только что проснулась. Натянув на лицо добродушную улыбку, она сделала сонный вид и открыла дверь.
Хоть ее старомодная одежда всегда выглядела чистой и опрятной, от Натальи Сергеевны всегда пахло старой косметикой, и этот запах оказывался там, куда она шла, гораздо раньше ее самой, и надолго задерживался после ее ухода. Водянистые зеленые глаза она густо подводила темно-синей подводкой, а губы щедро красила морковно-оранжевой помадой. Выбеленные не возрастом, а перекисью волосы она укладывала во что-то, похожее на сахарную вату, и щедро поливала прическу едким лаком.
Алису вновь замутило; она порадовалась, что не успела ничего съесть.
– Здравствуйте, Наталь Сергевна. – Алиса сделала вид, что зевнула. – Я вот из больницы вернулась, сразу спать.
– Здравствуй, Алисонька. – Голос у нее был высоким и по-старчески дребезжал, как стекло. – А что с тобой случилось? Ничего серьезного, надеюсь? Помню-помню, как тебя увозили.
– Да так, камни в почках, – не моргнув глазом, соврала Алиса. Будто в укор, низ живота скрутило спазмом. – Пила раньше много воды из-под крана.