Прятки

В какой-то момент он почувствовал, как стало холодно, и ноги загрохотали по железу. Легкий ветер осени без приглашения залез под рубашку, и тело покрылось мурашками. Потом снова душно и тесно. Темнота и неестественное положение тела заставили Филиппа немного придти в себя и оглядеться. Пространство вокруг напоминало вздернутый вертикально фюзеляж самолета. Филипп чувствовал нагрузку на спину и слова Андрея начали пульсирующей болью всплывать в его голове. Сорок километров над Землёй. Он в челноке и сейчас под ним что-то

взорвётся и с неистовой скоростью, разрывая лёгкие и облака, умчит его наверх.

Филипп дернулся и попытался освободиться, но не смог. Внезапно появился гул и уши заложило. На его спину что-то очень сильно надавило, и заболели глаза. В иллюминаторе справа лишь ощущениями, а не зрением замелькала темнота, и неотвратимость происходящего выдавила слёзы злости из глаз. Десять месяцев. Сорок километров над Землёй. Принудительные работы по сортировке космического мусора на надземной свалке. Как так случилось, что его приезд в Москву к Даше обернулся настолько фатально? «Надо будет найти Мурата когда вернусь» – мелькнуло в голове.

Часть первая. Площадь трёх вокзалов

Филипп третий раз приложил свою визу к валидатору. Красный крест и характерный звук, появившиеся и прозвучавшие уже два раза до этого, убедили всех в очереди, что его виза недействительна, но он приложил её в третий, чем вызвал недоброжелательный ропот в толпе. Люди торопились в столицу и задерживающий их неудачник, тыкающий просроченную визу и ждущий чуда, очень всех нервировал.

После третьего сигнала, пожилая женщина, стоящая за ним, грубо оттолкнула молодого человека и гордо пикнув, прошла за стену в город. За ней потянулась остальная очередь, рано потемневшим осенним днем, на поезде в 19.40, прибывшая на Лениградский вокзал из Санкт-Петербурга. Филипп остался перед стеной.

Он отошел от очереди, стоявшей на выход на Каланчевскую улицу со стороны Ленинградского вокзала, и вернулся к его дверям. Присев на гранитную ограду перед главным входом, посмотрел на визу. Бесполезная. Филипп был настолько зол на себя и на продавцов, которые оказались мошенниками, что внутри у него все щекотало и чесалось. Только усилием воли удавалось сидеть на месте.

Сегодня ему надо обязательно попасть в столицу. Там ждет Даша. Она согласилась на встречу и готова выслушать его, а может и начать все с начала. Кроме Даши ничего нет. Филипп посмотрел на стены. Уже двенадцать лет Москва ввела визы и окружила стенами все въезды в город. Над стеной по эстакаде проследовал поезд, идущий к Курскому вокзалу. Филипп опустил взгляд ниже и увидел бесконечные очереди. С Ленинградского, Казанского и Ярославского вокзалов, люди стояли в очередях на выход в город и на вход в метро. Пространство площади трех вокзалов было полностью занято червяками из человеческих тел. Они двигались, колыхались, дрались и ругались. Некоторое червяки стояли почти неподвижно и тихо, другие же, словно пойманные и насаженные на крючок, извивались во все стороны.

«Насаженные на крючок червяки» – неприязненно подумал Филипп и встал с гранитной ограды на пандусе Ленинградского вокзала.

Он

двинулся против часовой стрелки через площадь в сторону Казанского вокзала. Там начался перерыв прибытия поездов. Перерыв на каждом из трех вокзалов делался на три часа каждые три часа, чтобы дать возможность разгрузить замкнутое пространство площади и не провоцировать давку у пропускных пунктов. Филипп стратегически решил, что там, где меньше народа, больше возможности поймать московскую сеть, мобильную или вай-фай. Ему было необходимо связаться с Дашей и объяснить ей, что произошло, но Москва глушила на пунктах приезда свою мобильную сеть, чтобы она, перегруженная сорока пятью миллионами жителей, не испытывала давление приезжих.

Филипп обошел вокзал со стороны Каланчевской и забился в угол возле бывшей парковки. Здесь, около стены, недалеко от опустевшего пункта пропуска, было спокойнее всего.

В этом углу ещё даже не построили «коконы» – во всю высоту стены, отделявшей Москву от площади трех вокзалов, вдоль этой стены выстраивались одноместные, застекленные и звуконепроницаемые ячейки для сна и отдыха тех, кто по каким-то причинам не попал в Москву и не вернулся в свой город. Там, поднявшись по лестнице или на лифте к своей ячейке можно было только лечь, захлопнув за собой стеклянный колпак и с высоты пятнадцати метров наблюдать за замкнутой в самой себе площадью.

– Здесь связи не будет – усталый спокойный голос прозвучал совсем рядом над головой, склонившегося над экраном молодого человека.

– Бесполезно пытаться – ещё раз повторил, будто с грустной улыбкой, тот же спокойный голос и рядом с Филлипом уселся пожилой человек.

– Лучше ловить сигнал за стеной – старик улыбнулся, прищурился и приветливо кивнул – давно наблюдаю за тобой. С момента твоего провала у валидатора.

Филипп поднял голову. Перед ним сидел татарин в цветастом изношенном халате и улыбался целыми рядами зубов и бесконечными изгибами морщин на загорелом лице.

– Меня зовут Мурат. Раньше я работал носильщиком на Казанском вокзале.

– А сейчас? Потеряли визу и шляетесь здесь без дела? – Филиппу вдруг захотелось обидеть этого человека, будто он нашел причину своих проблем, и она оказалась именно в нем.

– Нет – негромко засмеялся Мурат – сейчас я помогаю таким как ты.

– Помогаете? Это чем? Остаться без денег?

Мурат перестал улыбаться и чуть наклонил голову вправо:

– Ты мне заплатишь, конечно. Но за дело. Я помогу тебе перейти за стену. Ты ведь туда направлялся, когда колотил своей карточкой по валидатору? В Москву? Вот я тебя и отправлю.

– Через три часа откроют Казанский вокзал и закроют Ярославский. Потом Ленинградский. Я наблюдаю за этим уже семь лет. С тех пор как нас, носильщиков – Мурат сделал глубокую затяжку и табак, терпким густым дымом посадил ему голос и заставил зажмуриться – носильщиков значит, заменили те самые роботы.

– Шаттлы – вставил Филипп.

– Шаттлы – повторил Мурат и сплюнул желтую слюну под стену. – С тех пор просто наблюдаю, как живет этот маленький мир в мире побольше многих. Москве – неприязненно закончил он.