Прятки

Шолох Юлия

Как только закончилась последняя лекции, я отправилась в кафе. К счастью, девчонки ушли раньше, потому не пришлось объясняться, отчего я не собираюсь с ними домой, а собираюсь куда-то совсем в другое место. Здание кафе находилось почти сразу за остановкой, спрятанное под аркой двух домов, так что вход был виден только если подойти к нему вплотную. Это кафе — небольшое помещение на восемь столиков — открыли совсем недавно, но как ни странно, оно было довольно дорогим — наверное, как раз и рассчитывали на тайные встречи и секретные разговоры, а ни них не экономят.

Сейчас народу внутри почти не было — только Парин за столиком у окна и еще двое ребят из его компании за другим. Они о чем-то болтали, не обращая на меня внимания, за стойкой бара прятался бармен, похоже, читал книжку и только Парин быстро приподнялся над стулом, когда я вошла.

— Спасибо, что не отказала, — нервно заговорил, приглашая присаживаться, потом развернулся к стойке.

— Два фирменных кофе, пожалуйста, — крикнул. Бармен поднял голову и быстро кивнул. Руслан неспешно уселся обратно и заулыбался неожиданной, детской и ясной улыбкой. Я никогда не видела такого Парина и почему-то мне это зрелище не особо понравилось. Захотелось побыстрее распрощаться и уйти.

— Так чего ты хотел? — перешла я к делу.

Он стал серьезным и смотрел почти жалобно.

— Я хочу помириться с Костей. Когда-то мы дружили. Но потом поссорились, по глупости, из-за недоразумения. И с тех пор… как-то не получается это недоразумение разрешить.

Он замолчал, когда перед нами поставили по чашке кофе, которое от стойки бармена принес один из Ашников. Я быстро поблагодарила и снова посмотрела на Парина, ожидая продолжения истории. Но он молча сыпал в кофе сахар. Потом насыпал и мне, видимо, в попытке поухаживать. Ну ладно, может ему так проще, вон как старается. Я вежливо поблагодарила.

— Меня он не станет слушать, — заминаясь, продолжил Парин, сжимая в пальцах сахарницу. Невидяще посмотрел на нее, поставил на стол, — а тебя хотя бы немного…

Фирменный кофе отдавал чем-то жжённым. У кофе такое бывает, но я думала в подобном месте оно должно быть покачественнее. И с чего это собственно он решил, что Костя станет меня слушать? Или что я стану лезть к нему с советами насчет вещей, в которых ни черта не смыслю?

— Пожалуйста, — сказал Парин, с тревогой глядя на чашку, которую я попыталась отставить. — Ты настолько меня не переносишься, что как в компании врага, ни крошки в рот?

Пришлось выпить. Надо же, какие иногда людям важны мелочи. Обиделся, что его угощение не ценят. Странный он все-таки какой-то.

— Мы тогда друг друга не поняли… — говорил Парин, вертя в руках полупустую чашку, — а случай на редкость глупый. Его друг обидел мою родственницу, поматросил и бросил. Я вступился. И покатилось… к чему, непонятно… Нелепо как-то.

— Так чего именно ты от меня хочешь? — суть его рассказа улавливалась с трудом, слушать эту белиберду надоело и я, отставив пустую чашку в сторону, все-таки решилась его прервать.

— Чего? — он вдруг замер, только глаза бегали, рассматривая предметы на столе. Потом осторожно посмотрел на меня, задумчиво, словно оценивая.

— Павлова, а ты

живешь с Танкалиным? В смысле, в одной квартире?

Не поняла, с чего такие вопросы пошли. Ответила видимо от неожиданности.

— Нет, — изумилась я.

— Нет? — он тоже, казалось, удивился, но почти сразу расслабился, откидываясь на спинку и упираясь рукой в стол. — Ты знаешь… он же ни с кем никогда не жил. Выставлял своих девок, даже до утра мало кто дотягивал… Даже с дачи умудрялся домой отправлять. Надо же, — его пальцы вдруг пробили по крышке быструю дробь, — а я думал — ты с ним живешь. Думал, ты ему более дорога, чем эти все… Неужели ошибся?

Он вдруг еще раз внимательно уставился в мое лицо, даже наклонился вперед, как близорукие люди, которые плохо видят. Его губы растянулись в довольной улыбке.

Неожиданно закружилась голова.

— Неужели и ты ему безразлична… Впрочем, вот и проверим, — теперь он улыбался еще шире, а к головокружению присоединилось тихое равномерное гудение в ушах.

Я обернулась к его друзьям — теперь они не делали вид, что очень заняты разговором и внимательно смотрели на нас, вернее, на меня. Спокойно смотрели, терпеливо, как на мышь в прозрачной банке, из которой не убежать. А ведь Парин говорил что-то насчет болтовни и нежелании посвящать посторонних в наш разговор. А пришел не один…

Тогда я поняла. Вспыхнули предохранители, разом среагировав на опасность и сплавились в черное ничто. Кое-чему мое детство меня научило — приход шатающейся незнакомки, повергающий в шок, когда понимаешь, что это существо — твоя собственная мать. И узнаешь — с таким существом невозможно наладить контакт, невозможно договориться, невозможно даже упросить, как ни умоляй. Передо мной сидело существо гораздо худшей породы — его вело не сознание, отравленное алкоголем, он делал это в здравом уме. Просить и взывать к совести бесполезно.

— Мне нужно в туалет, — быстро сказала я.

И тут же попыталась встать. Получилось сразу, хотя и шатало.

Слева подскочили две тени. За стойкой бармена было пусто.

— Пусть идет, — милостиво разрешил Парин, — а то машину еще изгваздает… Сумочку оставь, — лениво кивнул мне.

Я опустила ремень сумки и пошла к двери в туалет. Они тут были небольшие — одна кабинка. Дверь удалось запереть только с третьей попытки и сразу подкосились ноги, так что пришлось опуститься прямо на пол и опереться на стену.

Совать два пальца в рот уже поздно — напрасная трата времени, уже усвоенного организмом для их цели вполне хватит. Единственный мой шанс, к счастью, находился в кармане джинсов и был незаметен под длинным свитером. Парин не знал, что я не ношу телефон в сумке, потому что он поставлен на виброзвонок, а в сумке виброзвонка не слышно.

Жуткая слабость… отупляющая. И кому звонить? Костя… денег не хватит на звонок, да и что он сделает? Бабушка… девчонки. Размышлять времени не было, я нажала пятерку, единственного человека, который поймет, с чем мне пришлось столкнуться. И даже может помочь… если захочет.