Прыжок через пропасть
Шрифт:
— Я вам доверил свою жизнь, — без жалости перебил говорившего Аббио. — Вы должны были каждый взгляд со стороны ловить. Собой жертвовать, но не дать врагу подойти ко мне близко. А вас самих зарезали, как овец, и меня чуть не повесили. Меня — эделинга! — хотели повесить, как какого-то никчемного бродягу без имени, без племени… Вы опозорили весь свой род! И вместо признания вины пытаетесь оправдываться. Где Стенинг?
— За ним послали.
Аббио ходил по палатке от стены до стены, возбужденный, нахмуренный, и что-то, видимо, обдумывал. Тем
— Зачем это? — не понял юноша. — Мне кажется, я и так выгляжу вполне прилично.
— Надо, — сказал, вторя эделингу, и Далимил. — От тебя за двойной перегон лошади Рарогом пахнет. Любой встречный узнает бодрича.
— А ты? Сам же не переоделся! — упрямился Лют. Далимил развел руки, будто показывая себя.
— У меня кольчуга баварская, плоская, шлем лангобар-дский. Борода черная, как у бродячего цыгана, и цыганский бич в руках. Пойми-ка, кто я, если я и сам того не знаю…
Лют неохотно влез в странную смесь грубой ткани со шкурами, не имеющую ни одной застежки, и чувствовал себя в таком виде пугалом для птиц. Далимил невольно засмеялся. Даже эделинг, остановившись и посмотрев на спасителя, улыбнулся. Одежда явно предназначалась для человека, ростом выше на голову и в два раза более широкого в плечах.
— Пояс потуже затяни, тогда лучше будет. И кольчугу закрой, — посоветовал он. — Это не очень важно, славянские кольчуги везде ценятся, и даже франки их носят, но лучше, чтобы на тебе взгляд до поры до времени не задерживали. Вот так, так будет хорошо. Сейчас поезжайте к своему князю и предупредите, что я вскоре пожалую к нему с визитом. Только мне предварительно следует переговорить с рыцарями-зачинщиками. Ей, кто там… Коня! И десять человек в охрану…
Получив такое категоричное приказание, Далимил с Лютом вышли из палатки.
— Аббио быстр на решения, — сказал пращник.
— Да и на действия тоже, — согласился плеточник.
— Откуда он знает про Годослава? — спросил Далимил то, что не решался спрашивать в присутствии эделинга. — Ты рассказал?
— Он узнал его на турнире сегодня днем. И Видукинд узнал, и Бравлин узнал. Плохо вы прятались. Князь слишком уж откровенно за Барабаша болел. И это заметили…
Далимил вздохнул ничуть не хуже знаменитого специалиста по вздохам Барабаша, про которого только что вспомнили.
— А Сигурд?
— Непонятно.
— Ты-то здесь откуда?
— Прислал Дражко с вестями.
— Рассказывай. Что дома?
Теперь пришла пора вздыхать Люту. И тоже ничуть не хуже, чем это сделал бы сам победитель турнира стрельцов.
— Беда дома. Бояре поднялись вместе с герцогом Гун-наром. За спиной у князя сговорились. Боярские дружины готовились на площадь, данам в поддержку, выйти. Меня со срочной вестью отослали, а там и не знаю, чем все кончилось.
— Какая срочная весть?
— Остальное князю доложу, сам услышишь.
— Тише. Этот большой шатер — палатка Сигурда.
Они прошли мимо, но из палатки доносились возбужденные голоса.
— Лютует Сигурд… — усмехнулся Далимил, и не удержался, чтобы не поиграть словами. — И не знает, что это именно Лют ему сюрприз устроил…
— И хорошо! Значит, есть ему, отчего лютовать. А если так, следовательно у нас дела идут лучше, — не по возрасту мудро рассуждал пращник. — Слава Свентовиту, и я к его ярости руку приложил. Одному из его людей голову камнем пробил, второму шею разрубил и впридачу добычу увез. Очень им нужно было Аббио повесить. Но не получилось… Вот если бы Сигурд радовался было бы хуже. Это значило бы, что голову дану я не пробил, но мне мою собственную отрубили, а эделинга повесили. А ты, Далимил, с удовольствием помог бы Сигурду, доставив раненых в палатку, и они начали бы рассказывать, как франки напали на мятежного эделинга и убили его. Остальные саксы поднялись бы, и началась всеобщая резня. А потом пошла бы большая война по всей стране. И никто не помешал бы Готфриду с нашим княжеством расправиться, к его королевскому удовольствию.
— Да… Так бы все и было. Только еще не известно — хорошо ли ты поступил или плохо. Если бы здесь началась война, Карл не готовился бы переправляться на наш берег.
Ему просто не до нас было бы. И мы, как ты правильно заметил, остались бы с Готфридом с глаза на глаз. А так рискуем остаться в одиночестве против Готфрида и Карла. Вот до чего твоя поспешность довела. Лют в раздумье качнул головой.
— Об этом я не подумал. Я как увидел, что франки человека вешают, кровь вскипела, и вмешался… А ты бы сам как поступил?
— И я бы вмешался. Хоть франки, хоть даны там будь… Но — все равно… Я как на раны у саксов посмотрел, сразу понял — убивать их никто не собирался. Но ловко били, со знанием дела. А посему не все так просто. Только, если бы резня пошла, доказать уже ничего нельзя бы было. Никто и слушать бы не стал…
Они подошли к палатке князя. Далимил стукнул в щит, оглянулся перед тем, как слово молвить.
— Это мы, княже… Они вошли.
— Кто — мы? — встретил Годослав Далимила, вернувшегося с незнакомым саксом, не с распростертыми объятиями. Он не успел надеть шлем с бармицей, потому лицо оставалось открытым.
— Это, княже, Лют-пращник, из наших людей. Он только прискакал из Рарога с донесением от князя-воеводы, но по пути попал еще в какую-то переделку, и потому вынужден был переодеться в сакса. Он сам расскажет…
— Меня заставил переодеться эделинг Аббио, — возразил Лют, — которого я вытащил из петли, приготовленной для него данами. Но Аббио что-то замыслил и придет к тебе вскоре. Он просил предупредить о визите.
— Он придет к Ратибору? — пожелал уточнения князь.
— Нет, он придет к Годославу. И Аббио, и Видукинд, и Бравлин узнали тебя сегодня.