Прыжок домашней львицы

Мавлютова Галия Сергеевна

Витек поманил пальцем Оксану.

– Не тронь, – взъерошился Лева, – не тронь девушку. Сами разберемся.

– Ты не темни. – Витек опять присвистнул, втягивая воздух пустым оскалом, на верхней правой десне у вожака напрочь отсутствовали зубы. – Ты, ментяра, хочешь нас повязать. Хочешь выслужиться. Не выйдет. У нас стволы. А у вас дед с внучкой. Неравный ченч получается.

– А вы мою квартиру не получите! – вскрикнул Пономарев. – Ишь чего удумали, квартиру делят при живом хозяине. Моя квартира. Никому не отдам. Пока я живой и здоровый. А после смерти внучка моя, Оксана, квартиру получит. Ей завещание выписано.

– Дед, ты заткнись, – тихо и вежливо посоветовал Витек. – Натворил делов, натряс навозом, теперь разгребать вместо тебя приходится.

– Сам заткнись! – задиристо пропел Пономарев. – Я в доме хозяин. Моя квартира.

– Вы же в бегах? – сказал Лева, как бы между прочим. –

В бегах, – повторил он, утверждая, подводя итоговую черту, словно выносил приговор.

Капитан прислушивался к внутреннему колокольчику. Никакого сигнала. Опасность гуляла где-то далеко. Пока не о чем было тревожиться.

– Один у нас в бегах, – сердито пыхнул Витек, – а мы откинулись. Только что. Хотели отдышаться, отоспаться, сил набраться.

– А стволы откуда? – спросил Лева. – В тайге насобирали?

– В тайге одни шишки, а ружьями солдатня торгует. На шоссе стоят и предлагают всем желающим. Вот мы и обзавелись.

– А солдатики где? – прищурился капитан.

– В канаве остались, – хохотнул Витек, – да живые они, мент, все живые солдатики. Мы их связали, рты всем заткнули. Грех армейское имущество разбазаривать. Пусть знают, почем фунт лиха.

Опять все замолчали, застыли, напряглись. Действие затягивалось. Занавес заело, а спектакль продолжался. Бронштейн мысленно перебрал все ходы. Ни одна шахматная доска не выдержит массивного наступления грубо вырезанных фигур – со стволами, дедами и внучками. При мысли об Оксане Леве стало чуть теплее. На одну квартиру четыре претендента. Пономарев владеет собственностью по закону. Оксана имеет виды на собственность в случае смерти хозяина. Таежные братья купили собственность для восстановления утраченных на зоне сил. Милиция оформила квартиру для служебных нужд. Не в отделе же устраивать свидания. Лева окинул взглядом пространство. Было бы из-за чего устраивать спектакль. Малые размеры, низкие потолки, бойницы вместо окон. Жить здесь невозможно. Это не жилое помещение, а временное убежище. Утлое пристанище. Из четырех выберут только одного, ведь лавры предназначены для победителя в единственном экземпляре. Не бывает двух героев одновременно. Лева вздохнул. Бандитов отпускать нельзя. Система не простит. Устраивать стрельбу в квартире – против всяких правил. Получается, что нужно выжимать ситуацию, как мокрое белье. Выжимать досуха. Пока все не прояснится. Само собой. Тогда и посмеемся. Лева глухо хмыкнул. Не бывало еще случая в его служебной практике, чтобы кто-то смог одолеть капитана. Надо уметь ждать, несмотря на голод и неудобства. Все придет. И Лева весело подмигнул Оксане, дескать, терпи, девочка, уже венок сплетен на твою голову. Оксана зарделась, потупила головку, украдкой посматривая на Леву.

– Стволы всем сдать! – приказал Лева. – Оружие нам ни к чему. Лишнее оно. В угол его сбросьте. Вот в этот.

Капитан указал место. Парни послушно избавились от тяжкого груза. Послышался вздох облегчения. Ситуация разрядилась. Никто никому не угрожал.

– Теперь прикинем наши возможности, – негромко сказал Лева, – денег у старика нет. Леонид Витальевич, у тебя есть бабки?

– Откуда? – взвизгнул Пономарев. – У меня пенсия две четыреста. Разве может нормальный мужчина прожить на эти деньги? При советской власти у меня было сто тридцать, и я мог на них жить. Даже откладывать на будущее можно было из этих денег. Вон Оксанке приданое требуется.

– Ой, дедуля, – послышался восторженный вздох.

Оксана светилась от счастья. Любое напоминание о предстоящей свадьбе озаряло ее лицо необыкновенным светом.

– Капиталисты все съели. Все продали. Страну. Народ. Режим. Оставили взамен гроши. Копейки. Нет у меня бабок. Нету. Все вышли, – отрезал Пономарев. – Были и вышли. Вон за квартиру платить нечем.

– Мы заплатим за твою квартиру, – пообещал Бронштейн.

Капитан задумался. Надо задержать крутых пацанов до прихода спецназа. Рано или поздно боевые товарищи придут на помощь. Лишь бы Валентина не заявилась раньше времени. Верная жена запросто может испортить всю обедню. У боевой подруги капитана на этот счет огромные перспективы. Магическая женщина Валентина не станет разбираться в деталях. Приласкает одним ударом. И тогда все лягут замертво. Капитан покачал головой. Начинался спектакль с простой шутки, но постепенно ситуация зашла в тупик. Лева не хотел думать о Валентине. Он всячески отгонял мысли о жене. И запах наваристого борща не всплывал в сознании, и воспоминания о румяных пирогах не туманили. Капитан потерял аппетит. Лева влюбился. Еще не осознавая нового чувства, не пропитавшись им с головы до ног, как в одеяло, капитан вздрагивал от любого движения, от легкого поворота головы, от зыбко вздрагивающей руки девушки, стоявшей неподалеку. Тонкий девичий запах

волновал, заставлял неровно биться пульс, будоражил голову. Хотелось счастья. До боли в сердце. Хотелось воли. Песен. Лева мог бы пуститься в пляс. Так хорошо ему было. В голове капитана поселилась страсть, приторная, сладкая, невольная. Мужская скупая страсть. Приходит внезапно. И так же внезапно исчезает. Женщины не знают об этой странности мужского чувства. Они уверены, что их будут любить вечно. До самой смерти. Старый полковник вдруг побурел, посинел и всем тщедушным телом ринулся на капитана, видимо, дед почувствовал прилив любовной волны в капитанском организме. Старика обуяла дикая ревность. Лева перехватил взбесившегося Пономарева за пояс брюк. Милицейский сыромятный ремень лопнул с шумным треском. Лопнувший ремень привел отставника в дикую ярость. Леонид Витальевич взревел и вывернулся из Левиных рук. Серые суконные штаны с вытянутыми коленями шлепнулись на пол вместе с порванным ремнем. Взъерошенный, клочковатый, взбесившийся бывший полковник Пономарев производил ужасающее впечатление. Даже на родную внучку. Оксана стыдливо отвернулась. Ей было больно и обидно за унижение деда. Капитан сунул было руку помощи старику, но отставник презрительно отринул ненавистную ладонь. Лева отстранился. Витек тоже хотел оказать поддержку, но Леонид Витальевич отверг помощь оккупанта с гордым и непримиримым видом. Старик жаждал возмездия за утраченные заслуги. Леонид Витальевич еще долго носился по комнате с дикими воплями, но окружающие молча и стыдливо отводили взгляды, преисполненные брезгливого сострадания. Дед не вызывал нормального сочувствия. Его жалели, как тяжело больного человека. Жалели и ненавидели. По вине старика в маленькой квартире засели люди. Никто не знал, чем завершится невольное заточение для каждого из них. Вид сумасшедшего старика вызывал отстраненную ярость. Эмоции пытались спрятать как можно глубже. Все чего-то выжидали. В какой-то момент стало понятно, что морально готовы на любой исход, лишь бы непредусмотренное заточение быстрее закончилось. Оксана подхватила дедушку за плечи и попыталась усадить на стул, но он вырвался и вновь предпринял попытку нападения на капитана Бронштейна. Лева прижал седую голову нападавшего тренированным локтем. Ноги Пономарева взлетали и падали. Головы не было видно. Она находилась под капитанской подмышкой.

– Братва, есть идея, – сказал Лева и предусмотрительно засунул стариковскую голову еще глубже, вместе с ушами, чтобы старик ненароком не подслушал идею, – надо опустить нашего старикана в тайник и поставить охрану. А то он наделает много шума. Сейчас нам крики ни к чему. Пойдет такой расклад?

– Пойдет, – хмуро кивнул старший из бригады. – Стоять будем по очереди. Смена по сорок минут. Внизу толчка нет.

И капитан отправил Пономарева в лаз, устроенный стариком для справедливого отмщения. Вслед за дедом ушел вниз один из группы потерпевших. Вскоре из тайника донеслись сдавленные крики. Затем все стихло. Когда в квартире наступила относительная тишина, капитан осмотрел потрепанный бивуак и покачал головой.

– Без сбалансированного питания мы долго не протянем. Война войной, а обед по расписанию. Оксана, сгоняла бы ты в магазин, а?

Капитан подмигнул девушке, но его взгляд перехватил предусмотрительный Витек. Он благоразумно отодвинул девушку в сторону. Оксана нехотя подчинилась. Лева нахмурился. Вряд ли Оксане удастся вырваться на свободу.

– Пусть Санек слетает, – сказал Витек, – он уже ходил на улицу. Заодно зайдет к твоей бабе. За бабками.

– Он уже ходил, да и Валюхи дома нет, куда-то запропастилась, загуляла, наверное, – сказал Лева.

Капитан весело и многозначительно подмигнул, обращаясь ко всем и в пространство, то есть ни к кому конкретно, дескать, мужчины – народ доверчивый. А женщины пользуются детской непосредственностью, эксплуатируя мужчин под завязку. Капитан Бронштейн старался не смотреть на Оксану. Он предавал обеих женщин. И Валентину. И Оксану. Такое часто случается с мужчинами. В один присест они могут отказаться от всего, что привязывало их к жизни много лет. Во имя неведомого блага. Через секунду пожалеют о содеянном, бросятся назад, примутся умолять о прощении, ползать на коленях, но уже поздно.

– А у Валентины есть мобила? – пробасил Витек. – Давай номер.

– Есть, но она его редко включает, – забеспокоился капитан, – забудет где-нибудь, а то и потеряет. Один раз села на телефон. Всей массой. Пришлось новый покупать.

– Давай номер, – настаивал Витек, – время – бабки. Надо мазать пятки. Скоро спецназ нагрянет.

– Нагрянет, – согласился капитан, – может, мирно разойдемся?

– Не разводи, не пройдет, – покачал головой Витек, – нам бабки нужны. До зарезу. Спецназ долго собирается. Пока они шеперятся, мы успеем достать твою жену, забрать бабки и свалить.