Прыжок домашней львицы
Шрифт:
– Гони бабки! – громогласно потребовал Витек и протянул руку.
Сухая жилистая ладонь приникла к лицу богача. Как хорошо знал Константин этот заманчивый жест. Жест не просил. Он требовал. Выхватывал. Из души. Изо рта. Из печени. Да не мог Костя положить в чужую ладонь даже мелкую монету. По состоянию души. Это было выше его сил. Он мог повернуть реку вспять. Мог свернуть гору. И не одну. Он легко бы взлетел в небо, презрев силу земного притяжения, приложив для преодоления нечеловеческие усилия. Но положить в жаждущую руку кусок хлеба… Нет. Это непреодолимо. И Константин сунул в жесткую ладонь фигу. Конфигурацию из трех пальцев. И тут же получил тычок в челюсть. Слабый такой тычок, но ощутимый. Челюсть
– Бабки гони, попугай! – крикнул Витек и еще раз тряхнул Константина.
Жизнь или кошелек. Вечный вопрос. Разумеется, кошелек. И Константин сунул руку за пазуху Кардену. Достал деньги. Тоненькая пачечка, перетянутая резинкой. Две штуки. Всего-то и денег. Копейки. Больше разговоров. Константин протянул деньги Витьку. Рука жалобно дрогнула. И миллионер тут же загремел на пол. Его отбросило взрывной волной басистого голоса. Костя упал вместе с пачкой. В ушах загремел гром.
– Всем оставаться на своих местах! Всем на пол. Руки за спину. Вы окружены. Входы и выходы перекрыты.
Рупор дребезжал, отрывисто и злобно лая, мегафон увеличивал человеческий голос на тысячи и тысячи децибелов. Звуковая зона достигла апогея. Страшная волна настигала и убивала. Словно долотом она разбивала в порошок уши, рвала на куски барабанные перепонки. Чуркин проснулся и испуганно озирался. Николай спал крепко. Сны унесли его в далекое прошлое. Туда, в то время, где не было еще никаких нищих и богачей, социального неравенства и долларов, службы и командиров. События последних часов прошли мимо его сознания. Казалось, Чуркин не понимает, где находится, в каком измерении, веке и пространстве. Ситуация накалялась. Все вокруг перемешалось. Сонный Чуркин, избитый Константин, взбешенная четверка головорезов, обиженная Оксана и разъяренный отставник в тайнике – и над всем этим возвышался хладнокровный Лева Бронштейн. Он взирал на происходящее сверху. Капитан находился наверху пирамиды, как бог. Ему было безразлично, в каком веке он находится, в каком пространстве. Ничем такого мужчину не удивишь и не выведешь из терпения. Всегда будет оставаться хладнокровным и скептически настроенным. Капитан в любой ситуации, в любом измерении чувствовал себя, как рыба в воде.
– Руки за голову! Всем лечь! – разрывался на части мегафон.
Команды надрывно били по ушам, головам и спинам. Были похожи на отлитые пули.
– А ведь это Лысый, – сказал Лева и пригнул голову Чуркина, дескать, не высовывайся, не лезь на рожон.
За общественным порядком следил сам полковник Лысый. А это чревато последствиями, разумеется, позитивными.
– Лысый, точно, – согласился Чуркин и пригнулся. – Что делать будем?
– Будем бить на поражение. Точно в цель, – сказал Лева.
Капитан напомнил напарнику о службе. О долге. Чуркин замолчал, обиделся.
– Кого ты мочить собрался? – ткнул прикладом Леву Витек.
За спиной главаря стояли верные оруженосцы. Как всегда на подхвате. Боевой крейсер в окружении броненосцев.
– Мочить никого не будем, – бодро заверил Лева, – мочить нам не положено. Запрещено по инструкции.
Константин открыл глаза. Его порадовало заверение капитана. Мочить нельзя. А сушить? Если он сейчас не отдаст деньги, то никогда уже не увидит Валентину. И не познает, что такое настоящая любовь. И Костя протянул деньги
– Держи, я обещал Валентине. Держи, держи, тебе нужны бабки, – приговаривал Константин, краем глаза наблюдая за Оксаной.
Действия девушки напоминали прохождение корабля по узкому фарватеру. Она неловко лавировала между колченогим столом, группой онемевших захватчиков, нечаянно задела коленкой Чуркина, покраснела, извинилась и двинулась дальше, явно направляясь к Леве. Капитан зорко следил за девушкой и в то же время не спускал глаз с Константина. Капитанский взгляд был нацелен на пачку с деньгами, на вздрагивающие руки, как отдающие, так и берущие выкуп за капитана. Шутка состоялась. Спектакль окончен, занавес, звучат бурные овации. На лестничной площадке ошеломленные зрители беснуются и негодуют, хлопают и скандалят. Обыватели жаждут зрелищ. Стучат копытами. Они хотят сыграть новую пьесу, чтобы вчинить следующий акт. Желают установить собственные законы жанра в театральной сфере.
– Лева, почему ты позволяешь? Они не имеют права! – крикнула Оксана и выхватила деньги из бандитских рук.
Но Константин опередил ушлую девицу, уцепился за пачку, так они и стояли, втроем, наложив шесть рук на одну хилую пачку с долларами. Извечный корень зла. Заурядный мотив преступления.
– Лева, забери деньги, они нам еще понадобятся! – закричала Оксана срывающимся голосом! – Забери, слышишь! Ты что, оглох, что ли?
– Да нет, с ушами у меня все в порядке, – глухо отозвался капитан и не прикоснулся к деньгам.
Руки и деньги застыли плотной сцепкой. Ничем не расцепить. И не расковать. Кузнецы все закончились, вымирающая профессия. Плотный узел, сплоченный жадностью и алчностью, как монолитом.
– Забери, капитан, деньги всегда нужны, – сказал Константин. – Тебе они еще пригодятся.
Константин еще надеялся, что капитан очнется от летаргического сна и вмешается в конфликт. Хотя бы прикоснется к деньгам. И наконец положит в карман. И Валентина узнает, каков в действительности этот настоящий Лева Бронштейн. Жадный, корыстный, как все остальные. И разлюбит его. Так всегда бывает. Помечется, помечется женщина между двумя огнями и выберет Константина, благородного и стоящего мужчину. Костя зарделся от смущения, вспыхнул, щеки покрылись самодовольной краской собственника.
– Стоять! Руки за голову! – гаркнул Лева, и крепкий узел распался.
Они испугались, задергались, шесть кистей рассыпались в разные стороны веером. Деньги лежали на полу, сложенные в одну пачку, туго перетянутые аптечной резинкой розового цвета. Капитан посмотрел на упавшую червоточину. Почему алчность всегда присваивает себе цвет невинности? Непременно украшает себя розовым и голубым, бирюзовым и лазоревым. И затем окрашивает себя в алый цвет, обильно поливая планету горячей кровью.
– Не трогать. Стоять на месте. Руки за голову, – тупо и методично диктовал капитан. Он говорил, как школьный учитель. По слогам. – Не трогать. Ничего не трогать. Нельзя. Запрещаю. До прихода властей.
– Лева-а-а, – простонала Оксана, – потом будет поздно. Мы же упустим время. И деньги.
Девушка изогнулась в полупоклоне. Она публично раздваивалась, никого не стесняясь. Одна часть туловища наклонилась над деньгами, вторая повернулась к Леве. В глазах Оксаны застыла мольба. Она умоляла капитана предать службу. Просила купить себе будущее благополучие. Оксану не смущало присутствие посторонних лиц. Они не были людьми в данный момент, ведь частные интересы превыше всего. Любовь все спишет.