Прыжок кита
Шрифт:
Старосовская команда так никогда и не перемешалась со вновь пришедшими вЛКТБ людьми, руководителями верхнего и среднего звена, команда уцелела. Нас пытались столкнуть лбами, натравить друг на друга – ничего не получалось: мы все остались сами собой.
Во многом этого удалось добиться благодаря тому, что мы блестяще закончили «Узел», и это резко изменило отношение к нам Олега Васильевича Филатова. Он признал нас на самом серьёзном уровне и много раз в конфликтах наших с коренными светлановцами с присутствующей ему твёрдостью вставал на нашу сторону.
Пожалуй, тяжелей всего пришлось в этой ситуации нашему новому начальнику, Виктору Пантелеймоновичу Цветову, с которым мы проработали чуть дольше, чем со Старосом. Ведь всё это время он, общаясь с нами, представлял себя сидящем на стуле, который был выбит из-под Староса, —
А пока мы продолжали трудиться на «Позитроне», в составе 9-го Главного управления, при их огромной помощи, поддержке и, конечно, жёстком контроле. По сравнению со временем работы над опытным образцом работать стало труднее. Во-первых, в рамках самого «Узла» усилия отвлекались на создание новых производств в разных частях страны – узловцы всех уровней разрывались на части, спали в поездах, самолётах, на вокзалах и в аэропортах. Во-вторых, «Узел» уже не был монокультурой ЛКБ, перед коллективом стояли новые задачи по основному направлению – развитию микроэлектроники. Создавалось новое направление техники – большие интегральные схемы и аппаратура на их основе. Для начала это были микрокалькуляторы, и опять «Первые. Оригинальные. Отечественные!»
В новом производственном комплексе, в высотном здании, которое и сейчас стоит мрачным памятником перестройке на въезде в город со стороны Москвы, появляются первые в стране «чистые комнаты». Самостоятельно создаётся новое оборудование, которое в стране тогда ещё никто не производил – это установки для рисовки фотошаблонов, измерительные системы, системы машинного проектирования и многое другое.
Новая ситуация привела к неизбежному перераспределению ограниченных ресурсов предприятия, крутиться нам стало значительно труднее. Серьёзную помощь мы получили от Центрального конструкторского бюро технологического оборудования, обладавшего прочной производственной базой по изготовлению механических узлов. Это бюро получило задание от Генерального директора «Позитрона» взять на себя изготовление механики для приборов ввода в оружие и приёма информации от навигационной, акустической и радиолокационной аппаратуры. Новые работы по большим интегральным схемам (БИС) потребовали полного переключения Староса и Берга на эти проекты, а вся полнота полномочий была передана мне и моим коллегам – заместителям Главного конструктора Жукову, Кузнецову, Панкину и Никитину. За собой Старос оставил единственное – подставлять свою шею под удары, которые порой сыпались на нас в процессе работы. По мелочи такая возможность ему предоставлялась довольно часто, несмотря на наши усилия взять максимум ответственности на себя. Это касалось взаимоотношений с заказчиком, Минсудпромом и его предприятиями. Но на уровне ЦК КПСС мы уже прикрыть шефа не могли, как бы ни надували щёки.
Именно в здании ЦК и произошло событие, о котором я обещал рассказать в главе «Подводный интеллект»: как же нас «взяли в оборот».
Нас вызвали на специально назначенное совещание в Оборонный отдел ЦК КПСС, вызвали персонально двух человек, Староса и меня. В моей жизни это был первый и, к счастью, последний случай порки на таком высоком уровне, поэтому запомнил я всё подробно.
Совещание проходило в малом конференц-зале Оборонного отдела. За столом президиума сидело только два человека – заведующие двумя подотделами – по судостроению и по электронной промышленности. Судостроителя я знал только по фамилии, так как обычно эти посты занимали люди, ранее работавшие в соответствующем министерстве, а мы с Судпромом работали уже не один год. Это был Игорь Владимирович Коксанов, будущий Министр Судостроительной промышленности. А вот электронщика
В зале присутствовали:
— заместитель Главкома ВМФ по кораблестроению и вооружению инженер-адмирал Котов, который всегда нас поддерживал. Мы были уверены, что будет бить он нас вместе со всеми, но убить точно не даст;
— два заместителя Министра Судостроения – по кораблестроению и по приборостроению;
— заместитель Министра Электронной промышленности А. А. Розанов, который, как бывший судпромовец, прекрасно ориентировался в ситуации, и Главный инженер нашего ГУ Р. Н. Шараевский. (Традиции требовали, чтобы свои начальники били сильнее всех, а потом приняли на себя «ответственность за безответственность собственных подчинённых» и пообещали взять работу под свой неусыпный контроль.);
— ну и мы вдвоём с Филиппом Георгиевичем, немного в стороне от всех остальных, чтобы никто не спутал с другими участниками процесса.
В целом мы, как и все присутствовавшие, понимали: то, что нас ожидает, крайне неприятно, но не смертельно. Но спектакль пошёл с отклонением от сценария. Когда после вступительных заклинаний слово дали разработчикам, встал за трибуну Филипп Георгиевич. В нарушение всех правил он сразу и честно сказал, что мы знали, что в нужные сроки не уложиться. Но мы знали, что все сроки по лодке сдвигаются. И мы гарантируем, что из-за нас не будет задержки ни на один день.
Реакция была незамедлительной и беспощадной. Никто не упустил случая нас потоптать. С трудом мне удалось вырваться к трибуне, и я стал страстно рассказывать, как мы гордимся, что нам доверили такую важную работу, как напряжённо мы трудимся и так далее. Не могу сказать, что после моей речи раздались аплодисменты, но в целом всё закончилось заверениями, что нам всегда помогут.
И ведь правда, помогали! Самым ярким и доходчивым проявлением помощи было то, что родное министерство выделило целевым назначением две автомашины для этого проекта – небольшой автобус и, в нынешней терминологии, джип – ГАЗ-69, а тогда машина называлась в народе просто «козёл», а среди людей душевных – «козлик». Это нам здорово помогло на испытаниях, да и в поездках на заводы. Ведь только во Псков я ездил не реже одного раза в неделю.
Замечательные были поездки! Выезжали не позднее пяти утра, наш грузо-пассажирский «козлик» забит до предела бригадой разработчиков, очередной пачкой документации или приказов на её изменение. В дороге – крепкий сон, перемежающийся бурной дискуссией.
Где-то около десяти утра мы на заводе, напряжённейший рабочий день. А на закате – в обратный путь. К полуночи дома. А утром, к восьми, — на работу, если только не надо ещё куда-то ехать или лететь. Весёлое было времечко!
Конечно, на самом деле важнее было то, что все, кто участвовал в этом совещании, всегда искренне старались помочь если не делом, то полезным конкретным советом.
Обычно после больших совещаний на высшем уровне происходят многочисленные визиты руководителей с благой целью – выяснить, в чём мы нуждаемся, и постараться помочь в меру своих полномочий. Так однажды к нам приехал вице-адмирал Иван Игнатьевич Тынянкин, которого мы знали ещё когда он был заместителем начальника радиотехнической службы ВМФ. К нам он прибыл уже как заместитель Начальника кораблестроения и вооружения ВМФ.
Мы показали ему, как идёт изготовление поставочного образца для головной лодки, как исполняются и жёстко контролируются новые сроки, которые были установлены после партийно-оздоровительной экзекуции. Всё у нас идёт ну просто замечательно. Тогда была в ходу блестящая бюрократическая формулировка: «Сроки нам установлены тяжёлые, но реальные». Тынянкин не выдерживает и задаёт вопрос: а чего же нам не хватает для уверенной победы?