«Прыжок на юг»
Шрифт:
— Атака — лучший способ обороны, это так, но задавать вопросы все-таки будем мы, — совершенно спокойно ответил Сазонов. — Товарищ генерал, начинайте допрос! — добавил он, обращаясь к Дорохову.
— Лейтенант Сенин, записывайте, — сказал Дорохов сидевшему за соседним столом офицеру.
— Ваша фамилия, имя и отчество? — спросил Дорохов.
Глазунов затянулся, его кадык двинулся к подбородку.
— Глазунов Петр Аверьянович, — ответил он.
— А точней? — немного склонив голову
— Не понимаю! — Глаза арестованного блеснули сухо и зло.
— Хорошо. Год рождения, род занятий?
— 1918 год, военнослужащий.
— Какой армии? — вставил Сазонов.
— Что за глупости?! — вскипел майор.
— Фамилия Глухов вам знакома?
— Нет! — резко ответил Глазунов.
— А Казанова вы знаете?
— Нет.
Дорохов поднял трубку телефона:
— Попросите третьего.
Майор, закурив новую сигарету, косил глазами на дверь.
Вошел Казанов.
— Арестованный, этого человека вы видели раньше? — Дорохов рукой показал на вошедшего.
— Нет, никогда!
— Капитан Поляков, — сказал Дорохов, обращаясь к мнимому Казанову, — вы знаете этого человека?
— Да, товарищ генерал! Это — Глухов. Во всяком случае, он представился мне как Глухов.
— Когда вы познакомились с ним?
— Второго октября он встретил меня в аэропорту. В номере н-ской гостиницы Глухов поручил мне немедленно выехать в Е. с целью убийства старшего лейтенанта Николая Аверьяновича Глазунова.
— Вы не припоминаете этого случая, Глухов?
— У кого вы спрашиваете? — спокойно сказал майор.
— Факты потом, генерал! — Сказал Сазонов. — Поговорим пока о настоящей фамилии. — Он выразительно глянул на майора. — Вы продолжаете утверждать, что ваша фамилия — Глазунов?
— Да.
Сазонов кивнул Дорохову: «Давайте!»
— Первого пригласите! — коротко приказал Дорохов.
Лицо арестованного опять насторожилось. Дверь открылась. Вошел майор Глазунов. Губы арестованного слегка дрогнули и сомкнулись.
Глазунов приложил руку к козырьку:
— Товарищ генерал-лейтенант, майор Глазунов прибыл по вашему приказанию!
— Садитесь, товарищ майор, — сказал Сазонов и обратился к арестованному: — Вы знаете этого человека?
Тонкие бескровные губы разомкнулись только на миг:
— Нет.
— Хорошо. С показаниями майора Глазунова, вашего абсолютного тезки, мы вас ознакомим потом. А сейчас скажите, не припоминается ли вам... ну, скажем, такая фамилия: Курасов?
Желваки подкатились к самым ушам, и там застыли:
— Нет!
Сазонов кивнул Дорохову, тот опять вызвал кого-то по телефону.
Опираясь на руку офицера, вошла дряхлая старушка, просто, по-деревенски одетая. Ее усадили на стул.
—
Старуха дрожащей, морщинистой рукой отодвинула платок, прикрывавший уши:
— Ась?
— Фамилия, бабушка, — наклоняясь к ней, сказал офицер
— Мое фамилие, детынька?
— Да, бабушка!
— Курасова я, Пелагея, — проскрипела старушка.
— Вы эту гражданку видели когда-нибудь? — спросил Дорохов, обращаясь к мнимому Глазунову.
— Никогда! — отчеканил тот.
Старушка повернулась на его голос и, подслеповато прищурясь, всплеснула руками, по-старушечьи запричитала:
— Ах, батюшки! Вить это он, ирод окаянный, Пашка Веберов... Змея подколодошная... Ах, батюшки, товарищ командир! Вить Пашка это! Чтоб ему пусто было анчихристу. Позор поклал на наше фамилие. Ах, висельник!.. Тьфу в твои гляделки... Выкормила изменника непотребного...
— Скажите, бабушка, с какого времени вы знаете этого гражданина? — спросил Сазонов.
— Пашку-то?! Да вить с какого же? Как стали мы колгос гарнизовать. Отец-то его, Ганька Вебер, из колонистов... В той год, как гарнизовали, акурат председателя районного Пантюшку Хромова, бают, из ружья застрелил. Ну и забрали его в гепею. Опосля, бают, к высшим мерам суд присудил его за такое злодейство. А этот, — она протянула трясущуюся руку к арестованному, — вовсе зеленый остался, никак десятый годок в те поры был.
Сродства-то никакого у него не было. А мой-то Ванюшка, царствие ему небесное, бает: «Давай, мол, Пелагея, Пашку-то примем, до ума доведем, мальчонок-то, дескать за отца-убивцу не в ответе. Вот и выпестовали анчихриста окаянного.
Летчиком вить был, на командира выучился. То-то радовались мы с Ванюшкой. Только загодя возгордились. Годов, почитай, двадцать тому, словом, до войны, вызывают Ванюшку в енкеведу, все о Пашке порасспросили, а потом, как ростепель в светлое рождество: „Сбег ваш премок к фашистам!“» — Ее голова мелко затряслась, выцветшие глаза заслезились.
— Ну, бабушка, спасибо. Теперь отдыхайте, — сказал Сазонов.
Молодой офицер помог старушке встать и, придерживая, повел ее к двери.
— Так, Глухов, он же Курасов, — сказал Дорохов. — Что вы скажете об этом?
— Это глупый фарс, генерал, — ответил арестованный. Ни один мускул на его лице не шевельнулся. — Подставные субъекты, выжившие из ума кликуши... Что вы хотите от меня? — Он не повысил голоса.
— Мы хотим, чтоб вы осознали свой проигрыш и, поняв это, открыли ваши битые карты... — Сазонов мгновение помолчал и добавил: — Может быть, в этом — единственная возможность отыграть самое дорогое для вас. Вы меня поняли, Пауль Вебер?