Прыжок рыси
Шрифт:
— Я не про то…
Но ни о каких других своих связях Кравцов рассказывать не захотел. Замолчал, словно не понял уточнения.
— А что за бумаги ты изъял у Павла?
— Так, ничего интересного. Роман в сорок семь страниц. Часть на машинке, часть рукой — взял, потому что на столе лежало. Последнее, что он писал. Девочка из Казанского детдома приезжает в Москву, не поступает в институт, хочет остаться в столице. Возникают всякие там соблазны — мальчики, знакомые путаны, авто… Не до конца, самое начало — все перебивается детскими воспоминаниями: мать-алкашка, «свинцовые мерзости детдома»…
— А пленка «кодак»?
— Пленка-то? — Кравцов медленно встал, вышел в прихожую. Оттуда вернулся с черным пакетиком размером 6x9,
— Спасибо. А «пальчики» ты с фотопленки снимал?
— Да его, его там отпечатки. Зачем такую белиберду подбрасывать? Если в комнате что и было ценного для следствия, так это убийца унес.
— А почему он камеру не унес?
Кравцов помолчал.
— Об этом никто не узнает, москвич. Хочешь, я тебе с точностью до одной десятой скажу, чем это дело кончится?
— Хочу.
— Убийцу Козлова найдут. Он окажет ожесточенное сопротивление. Может, даже заложников возьмет. Так что, во избежание жертв, его придется застрелить при задержании. Дней через десять установят его личность. Им окажется вполне «конкретное» лицо — Иван Иванович Кузнецов, нигде не прописанный, без определенных занятий, наркоман. Сам понимаешь — сумасшедший уже был, негоже повторяться. Следствие продлят до установления мотивов преступления, потом спустят на тормозах: народ хочет возмездия, мотивы его не интересуют.
Евгений открыл форточку, выглянул во двор.
— Не уеду я, Иван, — сказал он, не оборачиваясь. — Мафия здешняя меня не интересует. Она для меня имеет одно, как ты говоришь, вполне конкретное лицо — это лицо убийцы Павла, его я достану из-под земли.
Кравцов вздохнул, вынул из кармана ключи и положил ни стол.
— В гостиницу пока не суйся. Поживи здесь. Саня у матери перекантуется, я ему позвоню. «Хвост» сюда не приведи. Меня не искать! Если понадоблюсь — запомни телефон…
Глава девятая
1
Собрание Союза предпринимателей проходило бурно.
Гридин категорически отказался занять место в президиуме, сидел в третьем ряду, сожалея, что вообще должен здесь присутствовать.
Выступающие часто обращали к нему риторические вопросы, адресовывали колкие замечания, в открытую высказывали недовольство — за каждым шагом им мерещилась перемена курса, хотя связано это было не столько с Гридиным или администрацией, сколько с предстоящими выборами президента страны. Не все понимали, что страна будет парализована в ближайшие полгода, которые продлится предвыборный марафон. Частичная национализация, заявленная в программе КПРФ, заставит активизироваться российских предпринимателей, чтобы успеть запастись впрок и заготовить пути отхода на Запад. Россию ожидает диковинный отток капитала, замораживание инвестиций, а в случае возвращения коммунистов — кровопролитная война, ввязываться в которую никто не пожелает, но будут вынуждены те, кому недостанет средств покинуть страну.
Каверзы
Те, кто заправлял жизнью области и города, на собрании не присутствовали. Обещание поддержки Гридина на выборах было искренним лишь наполовину, а поддерживали ораторы себя, хорошо понимая; не будет Гридина, не будет их. Необлагодетельствовавшие собрание присутствием видели оборотную сторону медали: пока вершить делами будут они, Гридин никуда не денется. Основания для такой уверенности у них были…
Губернатор вспомнил 27 ноября 1992 года…
— Ну! — спросил Хализев, едва он положил телефонную трубку.
Только что назначенный заместитель сидел, вальяжно положив ногу на ногу, и барабанил отполированными ногтями по столешнице.
— Помочь, говорят, нечем, — сообщил Гридин упавшим голосом. — А свободу предоставить готовы. Относительную, разумеется. Им сейчас — «баба с возу, кобыле легче». Потом станут прижимать.
Хализев захохотал — искренне и простодушно:
— Чего же ты ждал, Костя? Да одно то, что их ставленник Берлинский не продержался здесь больше года, делает тебя пусть не врагом, но чужаком — это уж точно. Ты же политик, цену независимости понимать должен. В регионах нужны люди, которые будут считать себя обязанными «его величеству». Вот им-то всегда найдется, чем помочь. А тебя сейчас к ногтю не прижмешь — тебя народ избрал.
— Что я этому народу через полгода скажу? На какие деньги его кормить буду?.. Посдавать к чертовой матери всю область в долгосрочную аренду — и дело с концом! Года на четыре, до конца срока.
— Сдай, Костя, сдай. — потешатся Хализев. — И автономию попроси. А может, и независимость, а?
— Ладно, Аркаша, хватит. Весело тебе, я погляжу. Свободная экономическая зона — это, конечно, провокация: утопить хотят.
— Совершенно верно, — кивнул Хализев. — Только мы свободой воспользуемся, а тонуть не будем. Попросим спасательный круг,
— У кого?
— У людей, которые зря времени не теряли, покуда ты вел народ к коммунизму — в противоположную, как теперь выяснилось, сторону.
— И что же это за люди? — насторожился Гридин.
— Скажи мне, пожалуйста, друг и соратник. Когда ты обещал искоренить преступность, ты о чем-то думал? Что город кишит вчерашними солдатами, вернувшимися с войны, и забит оружием под завязку? Что для того, чтобы «искоренить», нужно как минимум ввести чрезвычайное положение, а потом менять через каждые три месяца весь личный состав правоохранительных органов, потому что его систематически будут перекупать, а у тебя на эту «рулетку» ставок не хватит?.. Думал, к чему приведут облавы, аресты, перестрелки, разборки? Сколько невиновных пострадает? И при этом все равно ни черта не выгорит — они только глубже зароются в землю и будут действовать исподтишка. С преступностью можно бороться только тогда, когда люди получат возможность работать и станут зарабатывать столько, что жить под угрозой разоблачения станет невыгодно. Впрочем, тогда и бороться с ней ни к чему, но нам до этого времени не дожить, не обольщайся. Власть — это деньги, Костя. И все! И ничего больше! По крайней мере, не партийные идеи. Надо быть последовательным материалистом. На деле, а не на словах. Когда ты был первым секретарем обкома, власти у тебя не было. Ты был просто проводником идей. Потому что деньги, на которые ты воплощал эти идеи, были не твоими. Не стало тех, кто тебе эти деньги давал, — и тебя не стало. Теперь тебя наделили властью, но она будет оставаться у тебя до тех пор, пока не выяснится, что за ней — пустота. Ты беспокоишься, что скажешь своим избирателям через полгода? Долго же ты собираешься продержаться!.. Не через полгода, а завтра утром у тебя будет полная приемная просителей. Не веришь?..