Прыжок в известность
Шрифт:
– После чоновского отряда я пошёл по призыву в ЧК. Бандитов вылавливали... Так что, парень, всякие разные приёмчики я хорошо знаю до сих пор. Ты не смотри на мой рост и комплекцию, и даже на возраст...
– Что вы, - сказал Ванюша, - разве это имеет значение?
"Забрала" опустились, и олимпийская чаша снова вспыхнула цветами и фейерверками... Филимонов и Надя таскали песок из большой кучи на дорожку. Лена красила сетку, отгораживающую спортплощадку от двора. Несколько пенсионеров срезали лопатами кочки на пустыре, а малыши носили
Гена засучил рукава.
– Где моя лопата?
– громко спросил он.
– И моя?
– спросил Гусь.
– Твоя вон там, возле песка, - сказала Надя Гусю.
– А ты, Гена, иди домой! Ты работать не будешь. Нас много, а ты один. Отдыхай, набирайся сил! Тренируйся...
– Ты что?
– воскликнул Гена.
– Что я, хуже других?
– Мне не нравится твоё дыхание...
– озабоченно сказала Надя.
– Тебе нравится, а мне нет. Мы решили тебя беречь!
Ларионов некоторое время метался по площадке. Он готов был свернуть горы. Но горы оказались неприступными. Он постоял несколько минут рядом с дискоболом, фанерные мышцы которого были так напряжены, точно он собирался метнуть диск туда, где синий морской горизонт сливался с синим горизонтом неба.
Гена постоял, постоял и поплёлся домой, сопровождаемый сочувственным взглядом Гуся.
5
Филимонов сидел на диване, мрачно глядя в бабушкину спину. Интервидение передавало репортаж о международном чемпионате по боксу. Бабушкина спина отражала все удачи и неудачи на ринге. Бабушка то посмеивалась, то пугалась, то восторгалась, довольно умело делая при этом выпад правой, как будто сама посылала в нокаут всех побеждённых, кроме, конечно, своих, советских боксёров. Когда они проигрывали, бабушка обыкновенно охала, комкала фартук и прижимала его к лицу.
– Ах, Антошенька!
– говорила бабушка.
– Когда в двадцать седьмом году у нас при клубе организовали женские команды в кружке бокса, я записалась первая...
Потом бабушка принялась рассказывать, как она стала мотогонщицей.
Всё это Антон уже знал.
– Я устал...
– сказал Антон.
– Вон сколько песку перелопатили сегодня...
– А почему не работал Гена? Он заболел?
– Нет, - сказал Антон.
– Он у нас знаменитость и наша надежда. Мы его бережём.
– Молодцы!
– похвалила бабушка.
– Хотя мы в наше время ни для кого не делали исключения...
И она пошла на кухню заварить чайку - она очень любила перед сном с внуком попить чайку и повспоминать что-нибудь героическое из дедушкиной жизни или что-нибудь забавное из своей.
"Ну, и что из этого, что я прыгаю на один сантиметр ниже?
– сумрачно думал Антон.
– В конце концов, на пьедестале почета, кроме первого места, есть и второе! Что, они хотят, чтоб когда-нибудь второе место занял какой-нибудь американец?"
Сегодняшний чай не доставил Антону почти никакого удовольствия. Он отставил чашку и подошёл к окну. На своём балконе Вита Левская устроила
6
Ветер дул с моря, уже с утра горячий, пахло мокрыми лодками, просмолёнными канатами, пахло портом и кораблями. Гена стряхнул с себя своё раздумчивое, непонятное настроение, сказал:
– Ну, Гусь, давай! Давай, Гусь! Смотри, Гусь!
Гена побежал, Гена оттолкнулся, Гена взлетел!
– Гениально!
– завопил Гусь.
Гена взял ещё одну высоту. Гена летел на крыльях.
– Да здравствует белая зависть!
– завопил Гусь.
– Я тебе белой завистью завидую!
Ларионов отошёл:
– Беги теперь ты!
Гусь долго и забавно примерялся, с некоторым страхом глядя на планку, которая была значительно выше бабушкиного забора.
– Три тридцать...
– сказал Гена.
– Не подкачай!
Гусь прыгнул - сбил планку. Прыгнул ещё, опять сбил.
– Давай, давай!
– крикнул Гена.
– Не раскисать!
Гусь отчаянно ринулся на третью попытку. Фонтаном взлетели под ногами опилки.
– Взял!
– заорал Гусь, валясь на спину и дрыгая ногами.
– Ещё не совсем чисто, не совсем!
– сказал Гена.
– Смотри!
Гусь смотрел, стоя почти на четвереньках возле дорожки. Смотрел... И увидел - на заборе Лёня Толкалин и ещё какие-то личности с киноаппаратами снимали этот великолепный Генин прыжок.
– Не мешайте!
– завопил Гусь.
– Вот проныры.
Гена приземлился - он был в воздухе, как в воде дельфин. Не техника ювелирная работа!
– Чего вам опять?
– спросил он Лёню.
– Делаем кинограмму твоих прыжков...
– невозмутимо ответил Толкалин. На сегодня довольно.
– И команда кинооператоров исчезла за забором.
– Ну, народец!
– сказал Гена.
– Знаешь, старик, из тысяча восемьсот девяносто шестого года ты, пожалуй, вырос, подумай теперь о тысяча девятьсот четвёртом... об олимпийском рекорде Дворака в Сент-Луисе.
– А сколько это?
– перетрусил сразу же Гусь.
– Три пятьдесят пять...
– С трёх тридцати сразу три пятьдесят пять?
– ужаснулся Юрка.
– Не сразу, а постепенно...
– сказал Гена.
– У тебя, старик, действительно перспективные ноги... Ну, начинай... Разомнись ещё немножко...
Они расстались с Гусем за стадионом. У магазина "Хозяйственные товары" Гена столкнулся с Леной.
– Привет!
– сказал Ларионов.
– Здравствуй...
– ответила Лена, замедляя шаг.
– Чего это ты такой сегодня скучный?
– Ни капельки...
– скучно улыбнулся Ларионов.
– А-а-а...
– протянула Лена.
Они с полквартала прошли молча. Генин шест постукивал как-то невесело.
– А через неделю отборочные соревнования...
– сказала Лена.
– Отборочные? Уже?
– встрепенулся Гена.