Прыжок в неизвестное

Перуц Лео

– Я, собственно говоря, пришел, - заговорил он, когда Гегенбауер бросил письмо на стол, - пришел только, чтобы спросить, нужны ли вам еще тетради, которые я дал вам в пользование в декабре месяце.

– Какие тетради?
– спросил рассеянно Гегенбауер.

– Лекции Штейнбрюка о римском художественном эпосе.

Гегенбауер призадумался.

– Четыре коричневые тетради, и одна из них без обложки?

– Да, Они самые.

– Вам они непременно нужны?

– Да. Непременно. Я опять получил урок.

– Это неприятно, - сказал Гегенбауер.
– Дело в том, что я их сжег.

Демба возликовал в душе. Но самым жалобным тоном, какой был у него в распоряжении, он воскликнул:

–

Что вы говорите? Сожгли?

– Да, - кивнул головою Гегенбауер без малейших признаков уныния.

– Не может быть!
– воскликнул Демба.

– Я сжег все, что мне напоминало каким-нибудь образом о моем провале. Даже цилиндр спалил, в котором я был тогда.

– Боже мой, что же мне делать теперь!
– плакался Демба.

– Вы неудачник, - определил Гегенбауер.
– Второго экземпляра у вас нет?

– Нет.

– Это ничего не значит, - сказал Гегенбауер.
– В таком случае он тоже провалится.

– Кто?

– Ваш новый ученик.

При таком проявлении жестокосердия Демба счел вполне своевременным выступить с практическими предложениями.

– У Мюллера есть такой экземпляр, - сказал он, как бы рассуждая сам с собою.

– У кого?

– У некоего Эгона Мюллера. Но он его не согласен дать в пользование. Он хочет его только продать.

– Сколько он просит?

– Семьдесят крон.

– В таком случае дело в шляпе. Отчего вы этого сразу не сказали?

Он достал свой бумажник.

– Нет, спасибо, денег я не хочу, - быстро сказал Демба.

Гегенбауер поднес четыре кредитных билета на соблазнительно близкое от Дембы расстояние.

– Бросьте вы, пожалуйста, упираться. Тетради я вам не могу достать из огня. Так возьмите деньги.

– Ни за что.

– Но почему же?

– Я своими тетрадями не промышляю.

– Да ведь это не промысел. Я только покрываю ваш убыток.

– Будьте добры, обратитесь к Мюллеру сами и передайте мне потом тетради. Он живет на Пацманитенштрассе, дом No 11.

Демба дрожал при мысли, что Гегенбауер согласится на это предложение и сунет деньги обратно в карман.

– Я его не знаю. Возьмите это дело на себя, - сказал Гегенбауер.

У Дембы отлегло на душе. Но он покачал головою. Раздался звонок.

– Это они, - сказал Гегенбауер.
– Знаете ли, Демба, я воздаю должное вашей деликатности, но не могу теперь долго возиться с вами.

Он взял со стола конверт, вложил в него кредитки и засунул его в карман, гостеприимно оттопыренный в накидке у Дембы.

– Так, - сказал он.
– Деньги я вам дал. Делайте в ними, что хотите.

Это-то и нужно было Дембе. Деньги находились у него в кармане. Ему не пришлось высунуть руку, чтобы их принять. И теперь пора было подумать об отступлении.

– Два господина желают вас видеть, - доложила экономка и положила на стол визитные карточки.

– Барон Владимир фон Гельч, доктор Гейнрих Эбенек, лейтенант запаса, почитал Гегенбауер.
– Просите.

– Так я пойду теперь, - сказал поспешно Демба.
– Очень вам благодарен, теперь мы все уладим.

– До свиданья, до свиданья!
– рассеянно проговорил Гегенбауер. Загляните как-нибудь еще разок.

И Демба вышел с добычею в кармане из квартиры, миновав двух неприступных господ, стоявших в передней и в мрачной решимости уставившихся глазами в пол.

Демба ликовал. Полный успех! И совсем без труда, почти как по программе. Начало было положено. Семьдесят крон! Демба шел и чувствовал, как от каждого шага шелестит в кармане накидки конверт с кладом. Семьдесят крон! Правда, это была только часть той суммы, какая была ему нужна. Но он доказал себе самому, что не нужно рук, чтобы добывать деньги. "Это не легко, - думал Демба, - но это возможно. Это возможно!" Ему невольно припомнился один человек, агент по продаже

спиртных напитков, который однажды хвалился в его присутствии: "Сегодня я, рукой не шевельнув, заработал пятьсот крон". "Рукой не шевельнув! Какое наглое преувеличение! Наверное, взял же он деньги в руку, вынул из кармана бумажник, сложил кредитные билеты и положил их в карман. Потом расписался и пожал руку компаньону. И все это он называл - не шевельнуть рукою. Потеха! Если бы он только имел представление о том, как трудно это в действительности: зарабатывать деньги, не пользуясь руками! О нет, это далеко не шуточное дело - хитростью, умом, умением вполне использовать ситуацию, силою взгляда, силою воли нужно заставлять людей делать то, что от них ждешь, как я только что заставил Гегенбауера навязать мне деньги, которых взять не мог". Демба смотрел вслед прохожим и тихо смеялся про себя.

"Если бы кто-нибудь из этих многих людей обладал зрением, пронизывающим мою накидку! Например, эта старая дама с изящным шелковым зонтиком. Нет, она и в этом случае не была бы мне опасна. С криком бросилась бы она куда-нибудь под ворота и от испуга не могла бы минут десять рот разжать. Но вот у этого господина вид энергичный. Должно быть, капитан в отставке. Тот бы на меня накинулся сразу. Я постарался бы живо улизнуть, но он закричал бы: "Держи! Держи!" Как мгновенно изменился бы вид улицы! Что за суматоха! Все кинулись бы разом в погоню. Никто не спасался бы бегством. Они храбрые, когда действуют скопом. А особенно - когда все бросаются на одного, у которого скованы руки. Тот кучер, например, сейчас же спрыгнул бы с козел и пустился бы догонять меня с кнутом в руке. А человек, сидящий в коляске, по-видимому иностранец, тоже захотел бы принять в этом участие: нельзя же упустить такой случай! И мальчик из пекарни запустит в меня своей пустой корзинкою, и ученик консерватории - футляром из-под скрипки, а вот этот посыльный подставит мне ножку, когда я буду мимо него пробегать; весь свет против меня ополчится, чуть только увидит мои наручники. А на моей стороне только один человек, один союзник: Стеффи. Нет, еще один: слесарный подмастерье. Дурень спасает меня, сам того не зная. Может быть, как раз в эту минуту, когда я вспомнил о нем, он мастерит ключ, который вечером отомкнет мои цепи. И еще третий союзник есть у меня. Самый лучший: старая, славная накидка, моя блюстительница. Как шапка-невидимка скрывает она меня: никто меня не видит.

Вот стоит полисмен. Какой благодушно-глупый вид придают ему жидкие темные бакенбарды! Он ничего не подозревает. Его беспокоит только движение экипажей. Как бы автомобиль не наехал на фургон. Если бы он мог прозреть сквозь накидку, нет, если бы он мог только почуять что-то неладное - я бы погиб. Но он не замечает ничего. Ничего не может заметить. Я нарочно пройду совсем близко от него. Вот так! Если бы он умел читать мысли! В полицию следовало бы допускать только ясновидящих и телепатов. Их много выступает в варьете. А право, это хорошая мысль. Следовало бы кому-нибудь внести такой законопроект в палату. Или запрос: угодно ли его превосходительству министру отдать распоряжение департаменту полиции" чтобы впредь..."

– Эй, сударь!

Станислав Демба затрепетал. Ему показалось, будто что-то ударило его в грудь, сюда, в то место, где стучит сердце. Колени у него задрожали. С трудом овладел он собою. "О Боже, можно ли так легко пугаться? Ведь это смешно. Полисмен окликнул совсем не меня. "Эй, сударь", - крикнул он, - и я сейчас же отнес это к себе. Бог его знает, к кому это относилось. Может быть..."

– Эй, сударь!
– крикнул еще раз полисмен.

Демба остановился сразу как вкопанный и окаменел. Кровь у него отлила от лица. Зубы сжались, и сердце бешено заколотилось... Нет! Ошибка была невозможна. Окрик относился к нему. Ни к кому другому. И вот полисмен стал медленно, очень медленно приближаться к нему...