Прыжок в послезавтра
Шрифт:
— Из-за этого спорили, дорогой?
— Не только, но и из-за этого тоже, Халил.
— Еще из-за чего?
— Как обороняться… Какими средствами заинтересовать пришельцев в переговорах… Много было всего. Я не все понял, к сожалению.
— И что о мерах обороны? — впервые заговорил Филипп Чичерин. Сегодня ему одному удавалось сохранять внешнее спокойствие.
— Немедленно: непрерывное наблюдение не только за шаровидным телом, но и за всем пространством вблизи Солнечной системы.
— Зачем за пространством, дорогой?
— А какая, Халил,
— Я готов лететь навстречу! Надо доложить Совету, что я готов, — вызвался Халил.
— Тебе уже не успеть, — ответил Валентин. — Ракета стартует с Луны через пять часов, и планетолетчики названы: они уже там, на космодроме. Все решения по обороне принимает Комитет защиты. Я тоже член Комитета.
Валентин протянул руку, и все увидели красный браслет, в который были, как самоцветы, вставлены четыре синих кнопки.
— Что это? — спросила Эля.
— Мне сказали, аппарат чрезвычайной связи, — ответил Валентин. — С его помощью я могу в любой момент вызвать любого человека на Земле или в космосе, отдать обязательное к исполнению приказание. Так мне сказали… Всем членам Комитета вручили эти брас… эти аппараты.
— Я слышал о них, но ни разу не видел, — сказал Филипп. — На тебя возложили величайшую ответственность, Валентин, и я рад этому… Мы все рады.
Он первый пожал Селянину руку.
— Мне давно пора быть в «синей молнии», — напомнил Халил. — Вы поедете со мной до ликоса?
Он обращался ко всем, но смотрел на Элю. Валентин понял, что Халилу очень хочется, чтобы в «синей молнии» с ним отправилась одна Эля, что перед разлукой ему нужна ясность, полная ясность в их отношениях. Вероятно, будет жестоко помешать разговору наедине.
— Я не знаю, имею ли право отлучаться, — глухо вымолвил Валентин.
— А ты спроси, у нашего названого отца спроси, — тотчас повернулся к нему Халил.
Селянин стал вызывать Локена Палита, но тот не откликался.
— Ты по новому своему аппарату, — кивнула Эля на красный браслет.
— Да, пожалуйста, — поддержал и Халил.
Селянин нажал кнопку, которая была покрупнее других, и тотчас услышал голос Локена Палита.
— Ехать? Почему нельзя? — переспросил Локен Палит, выслушав Валентина. — У тебя аппарат чрезвычайной связи. Тебя услышат, если даже заберешься в центр Земли или на Плутон.
— Вот все и устроилось. Едем! — Эля направилась к лифту, радостно потащив за собой и Халила тоже.
А тот, чем ближе подъезжали к станции «синей молнии», становился грустнее.
— Валентин, отзовись, Валентин! — услышал Селянин голос Локена Палита. — Небольшое уточнение. Завтра к вечеру возвратись, непременно возвратись. Это пожелание Акахаты.
— Приказ ясен, — ответил Валентин, хотя ссылка на Акахату,
Друзья Селянина слышали только его короткий ответ, но, видимо, догадались, с кем разговор, и не задавали вопросов.
А странная, бесколесная машина, в которой они сидели, добралась к вокзалу. Эля, выскочив первой, распорядилась: «Четырехместный вагон! Немедленно!», однако Валентин, еще сам не до конца разобравшись, зачем поступает так, отменил ее приказание:
— Не надо четырехместный! Мы с Филиппом останемся. Ты проводишь его до ликоса одна.
Эля пыталась было возразить, но он, едва ли впервые после возвращения к жизни, твердо повторил:
— Проводишь одна. Так надо, Эля.
И шагнул к Халилу: прощаться.
Все решили, что внезапная перемена планов вызвана тем разговором, который был у Селянина в пути. Лишь после возвращения с вокзала Филипп осторожно поинтересовался, не случилось ли чего чрезвычайного. Валентин отрицательно покачал головой.
— Значит, ты ради меня сделал так? — с грустью промолвил Филипп. — Но разве только от Халила зависит мое счастье? А Ноэми… Я хотел вызвать ее вчера…
— Ну и что же? Вы говорили?
— Я не посмел вызвать. Кто я? И кто она?!
Валентин промолчал, подумав об Эле. Она вспомнилась такой, какой была в Томской клинике: милой и ласковой девушкой, которую он принимал за Ольгу, за свою невесту. Бесконечно далеким казалось теперь то совсем ведь недавнее время! А потом были похожие на безумие перемены вокруг, Эля вместо Ольги, наконец, вечер, когда, объявив о решении стать историком, девушка поразила его своим умом и внутренней страстностью. С нею не сравняться ни ему, ни даже Халилу. Впрочем, что он знает о нынешней любви? А прежде случалось всякое.
…Сейчас Эля там, в поезде. Она простится с Халилом в ликосе…
— Послушай, Филипп… Что он такое, ликос? — Валентин убегал от дум об Эле.
— Какой ликос? — изумленно переспросил Чичерин. — Ах, ликос! Но ты же видел его.
— До того ли было тогда, чтобы рассматривать и расспрашивать? Какое-то невообразимо высокое сооружение с бесконечными коридорами и двигающимися полами — вот и все, что запомнилось.
— Мне, признаться, нелегко объяснить.
— Какой-нибудь сверхсовременный принцип? Тогда я умолкаю.
— Да нет, совсем наоборот. Все внешне элементарно. Как бы это понагляднее. Ну, представь, что появился на Земле великан, у которого рука длиной едва не в сорок тысяч километров. Представил?
— Допустим, — усмехнулся Валентин: Филипп объяснялся с ним, как с ребенком.
— А теперь вообрази, что это чудовище длиннорукое подняло, как смогло, высоко камень и разжало пальцы. Что произойдет с камнем? Упадет он?
— Это мне понятно. Благодаря вращению Земли, центробежная сила на такой высоте будет уравновешивать силу центростремительную. Камень практически вечно будет висеть над одной и той же точкой земного шара.