Прыжок в прошлое
Шрифт:
– Ну, что ты будешь делать?. И мы, одев стеганые куртки и маски, хорошо так помахали саблями часа полтора. По окончанию боя Ивашко сказал:
– Да учиться тебе надо Сергий Аникитович, плоховато ты пока саблей владеешь. Так. что давай-ка пока я тут у тебя, будем каждый день учиться.
Так прошло две недели. Я сделал Брянцеву еще две операции. Первая состояла в том, что я соединил хрящи носа, разваленные когда-то татарской саблей. Пришлось много повозиться, но нос у Брянцева стал прямой и ровный и только ниточка шрама говорила о том, что здесь что-то было. И на третьем этапе операции я сшил ему верхнюю губу, вот здесь
Теперь на лицо Ивашко можно было смотреть спокойно, это было довольно еще моложавое лицо сорокалетнего воина.
И только небольшие шрамы на лбу и под носом, говорили о том, что здесь когда то были раны. Шрам под носом уже зарастал усами и был почти не виден. Брянцев постепенно привыкал к своему изменяющемуся облику, но когда были сняты последние швы, и сошли отеки, он, посмотрев на себя в зеркало, сказал:
– Вижу я, что мастер ты в своем деле, никогда не думал, что такое возможно. Нету у меня таких денег, чтобы тебе заплатить. Но знай, если что-то случиться у тебя, всегда можешь надеяться на помощь мою.
Не знаю, кто у меня из дворни работал послухом, но на следующий день по окончанию лечения мне было приказано вместе с Брянцевым прибыть к царю.
Когда мы встали перед Иоанном Васильевичем, его державное величие исчезло вмиг. Он соскочил с трона и, подбежав к Брянцеву, схватил его за плечи начал крутить в разные стороны.
– Ивашко, да тебя не узнать, да ты ли это предо мной! Эй, Бомелька, вошь аглицкая иди-ка сюда! Не ты ли мне говорил, что такое сделать человеческим рукам нельзя? А вот православный с молитвой и на бога с упованием видишь чудо, какое сотворил!
Бомелий с недовольным лицом рассматривал мою работу, и на его лице проступало изумление. Неожиданно он на латыни спросил меня:
– Ты где учился юноша?
Я, готовый к такой провокации, с недоумением смотрел на него. Царь в секунду понявший смысл произошедшего, засмеялся:
– Что думаешь, кроме ваших, такого никто сделать не сможет!
– А ты, – обратился Иоанн Васильевич, – Сергий Аникитович, какую награду хочешь, проси, пока я добрый!
– Великий государь, не ради награды старался, волю твою выполнить хотел, и невместно мне самому себе награду просить, как ты, Иоанн Васильевич пожалуешь, так и хорошо, все едино честь великая.
Царь оглядел столпившихся бояр:
Видели, как человек говорит, а вы из-за вотчин своих бороды друг другу рвете и меня в свои дрязги затаскиваете.
А тебе Щепотнев, подтверждаю все твоего отца привилегии, и жалую шубу с царского плеча.
Когда мне принесли шубу и накинули ее еще на мою, я еле удержался на ногах, тяжесть была неимоверная, даже пот выступил на лбу. Царь заметил мое состояние и по-прежнему улыбаясь сказал:
– Иди, отпускаю тебя Щепотнев, но вскоре призову на службу царскую.
Я еле живой под горой мехов откланялся и едва дошел до кареты, уже там внутри, я со вздохом облегчения снял все с себя, и подумал, а как же бояре целый день сидят около царя, да еще сохраняют бодрость духа таких одеждах.
Когда я приехал домой то, во дворе стояла подвода, груженная бочками, вокруг нее ходил мой ключник и сокрушенно качал головой.
– Что Федька головой качаешь? – спросил я.
– Дык как же
– Не переживай Федор, эта зола мне очень даже нужна, вот увидишь, что мы с ней дальше делать будем. Я подошел и попытался приподнять бочку, весила она килограмм пятьдесят, я прикинул пять бочек – это двести пятьдесят килограмм золы, практический выход йода будет из тридцати килограмм сто грамм, значить мне светит получить почти килограмм кристаллического йода. Ну а если перевести в 5 % спиртовой раствор, то мне этого йода хватит на много лет. Надо только вначале постараться выделить из золы всю соду, она мне еще пригодится.
Бочки быстро сгрузили у мастерской и занесли во внутрь. Мне не терпелось проверить свои мысли по поводу получения иода. На лабораторную печь была поставлена реторта в которую засыпали золу водорослей и осторожно залили купоросным маслом, затем растопили плиту, по мере нагревания и кипения бурое содержимое запенилось а вверху на стенках реторты стали появляться желто- фиолетовые кристаллики. По окончанию нагрева кристаллики были собраны в стеклянную баночку с притертой крышкой, и я держал в руках первый в этом мире чистый галоген. Мои работники ничего не понимали, но, видя, что я чуть не пустился в пляс, они тоже радовались этим кристаллам, а особо любопытные просили объяснить, что же это такое. Памятуя о послухах, я особо не вдавался в детали, а рассказал, что по способу, описанному в греческой медицинской книге, получил из водорослей лечебное вещество, которое надо растворять в хлебной вине и мазать раны, и что, тогда огневица никогда не сможет начаться у таких больных.
Я почти побежал в операционную, где у меня хранился семидесятиградусный спирт. И там, особо не стараясь соблюсти пропорции, залил кристаллы спиртом. Йод растворялся не очень быстро, но через полчаса я держал в руках пузырек с раствором йода и чувствовал себя на седьмом небе от счастья.
Постепенно суета на моем подворье затихала и я смог уделить внимание, а что же собственно происходит у меня под носом. Итак как-то по утру мы, наконец, уселись с моим ключником у меня в кабинете, Федька приволок здоровенную амбарную книгу и начал свой рассказ
Итак мое подворье располагалось на Варварке, и это было очень даже приличное место, с одной стороны от нас находилось такой же боярский дворец, а с другой начинало строится Купеческое подворье от этой стройки с ранней весны доносился постоянный шум. Почти рядом с нами находилась и Церковь Святой Варвары, в которой служил отец Евлампий. Место у нас было проходное и шумное. Но мой "отец" Аникита Иванович хоть и не вылезал вперед других бояр, но получил чин окольничьего и сумел не только сохранить свою усадьбу, в отличие от многих, но и приумножить ее. Сейчас у нас проживало почти пятьдесят человек, из которых десяток оружных холопов с женами и детьми, конюхи, повара и другие, про которых я не очень хотел знать, меня интересовало сколько у меня молодых парней, которых можно будет привлечь к постоянной работе в мастерской, притом таких, чтобы их не могли сманить на сторону и не раскрыть моих секретов. Федор удивленно посмотрел на меня и сказал: