Прыжок в темноту
Шрифт:
– Есть денежная работа, – Колчин вытащил из кармана ложку, протер ее клочком бумаги, зачерпнул дымящегося супа. – У вас тут крепких мужиков вроде тебя много?
– Не то чтобы много, – ушел от прямого ответа Федор. – А что за работа?
– Нужно отъехать отсюда в сторону соляного озера и нарыть в разных местах несколько двухметровых шурфов. Ну, это такие ямы.
– Что-то вроде могил?
– Не совсем, – покачал головой Колчин. – Ямы круглые. Цель в том, чтобы я и мой помощник могли взять с разной глубины образцы почвы. Эту образцы отвезем в лабораторию при земельном
– Ни на что она не пригодна.
– Я это понимаю, – Колчин хлебал суп из банки. – Но нужно официальное заключение, что содержание соли превышает норму. Тогда земли будут отнесены к категории бросовых. Понимаешь?
– Понимаю, – глядя на суп, облизнулся Федор. – Только с этими ямами нужно подъезжать не ко мне, к хозяину. Его зовут Сергей Сергеевич Воловик. Сходи в дом, он уже проснулся. Спроси. Даст добро, пойдем копать твои ямы. Последняя комната слева.
Встав на ноги, Колчин протянул недоеденную банку супа и ложку Федору.
– Мне с вами? – Решкин поперхнулся супом. Оставаться наедине с мужиком почему-то не хотелось. – Так я…
– Жди тут, – бросил на ходу Колчин.
Дом Воловика сохранил все приметы бывшей казенной канторы мелиораторов. Прежде чем войти в помещение, пришлось миновать сколоченную из старых досок застекленную веранду, заваленную всяким хламом: стульями с отломанными ножками, колченогим столом, разобранными железными койками, старыми оконными рамами, гитарой с расколотой декой и порванными струнами.
Прямой, как палка, коридор, стены которого кое-как покрасили белилами, упирался в глухую стену, по обе стороны несколько закрытых дверей, под ногами пружинят ветхие истончавшиеся доски. Воняет свежей краской, хлоркой и еще какой-то химией. Для полноты ощущений не хватает разве что доски почета, забытой здесь мелиораторами, с портретами передовиков производства и стенгазеты «В бой за воду». Налево закуток кухни. Большой стол, на котором свободно умещается алюминиевый чайник на полведра, стопки мытых тарелок и огромная кастрюля. В углу газовый баллон и старая плита с помятой крышкой.
Колчин, стараясь не разбудить своими шагами еще спящих обитателей дома, прошел в конец коридора, костяшками пальцев постучал в дверь. В комнате грохнулся на пол какой-то металлический предмет.
– Кому дать в морду, чтобы меня оставили в покое? – пробасил из-за двери раскатистый голос.
Колчин опустил ручку, перешагнул порог и остановился, дожидаясь, когда глаза привыкнут к полумраку. Ставни закрыты, в комнате света не больше, чем в кладбищенском склепе. На узкой кровати у стены сидел упитанный бритый наголо мужик. Из одежды только трусы с восточным рисунком. На полу валяется металлическая кружка и пустая водочная бутылка, по доскам растеклась лужица воды.
– Это ты что ли, землемер? Я так и понял. Мои ребята не скребутся в дверь, а просто пинают нее ногами. Издержки аристократического воспитания, долбанный сарай.
Воловик наклонился, мучимый похмельной жаждой, поднял кружку,
– Чего пришел? – Воловик распахнул в зевке глубокую черную пасть, похожую на гнилое дупло. – Халявой тут не пахнет.
Колчин изобразил некое подобие улыбки и попросил прощения за беспокойство. Вытащив из кармана удостоверение инспектора Комитета по земельным ресурсам, подержал его у носа хозяина, не дожидаясь приглашения, уселся на стул с деревянной спинкой. И коротко объяснил суть делового предложения: для земельной экспертизы необходимо выкопать несколько шурфов в районе соляного озера, чтобы взять пробы грунта с разной глубины. На хуторе Воловика есть трудоспособные мужики. Дело выгодное, не слишком тяжелое, если начать работу, не дожидаясь полуженной жары. И лишние деньги еще никому не вредили…
Загибая пальцы, Колчин осматривался. На стене над кроватью несколько пожелтевших от времени фотографий голых девиц, над карточками висит охотничье ружье двенадцатого калибра и патронташ на ремне. За спиной самодельный платяной шкаф из фанеры, напротив кровати пианино «Лира», на крышке которого гвоздем выцарапали фашистскую свастику и матерное слово из трех букв. На полу домотканый коврик. С потолка вместо люстры свешивается прозрачная груша стосвечовой лампочки, засиженной мухами. Если в доме существует подвал, а подвал тут должен быть, люк в него находится не в кухне и не в этой комнате. Но где этот люк?
Вопросов набирается много. Если Воловик и Гребнев заодно, как они общаются? С помощью голубиной почты? Стационарного телефона здесь нет, мобильный аппарат в такую глушь не добивает. Что
остается? Радиостанция. Воловик наверняка знаком с основами кулачного боя, но радиодело не его профиль. Остается спутниковый телефон. Но это слишком дорогое удовольствие для человека, который спит на провалившейся койке, держит в своей комнате исчирканное гвоздем пианино и самодельный шкаф из фанеры.
Осмотреть все помещения можно, выманив людей Воловика за пределы его владений. Куда-нибудь подальше в степь, к соляному озеру. А самому вернуться в опустевший дом, где никого не останется кроме хозяина и той носатой бабы с металлическим голосом. Воловика можно подпоить, выставив на стол в бутылку армянского коньяка, что сейчас лежит в дорожной сумке. От коньяка он не откажется. Пары рюмок достаточно, чтобы хозяин проспал богатырским сном до вечера, а, проснувшись, ничего не вспомнил. Кухарке можно просто сунуть столько денег, чтобы память отшибло без спиртного.
Другой возможности осмотреть дом не предвидится. Из Москвы поступил приказ: в переговоры с Воловиком не вступать, заложников, они действительно сидят где-то в подвале, не освобождать. Этим позднее займется специальная группа ФСБ, которая прилетит из Москвы, как только в деле появится какая-то ясность. Колчин должен срисовать подробный план земельного надела Воловика и его дома. Расположение комнат, обстановка, оружие, что есть в наличии, число людей, населяющих этот клоповник, и так далее.