Псайкер. Путь изгоя
Шрифт:
–Будь, пожалуйста, осторожнее, дружище. Ты ведь уже знаешь…для них наши жизни ничего не значат. Убьют и не заметят.
–Х-хорошо. Постараюсь. Спасибо, Леор.
Вечером, с возвращением госпожи Валерики, началась какая-то странная суета, которую Руксус сначала по глупости связал с утренним происшествием, но вскоре стало ясно, что про него все напрочь забыли, а в городе и школе намечалось что-то нехорошее. Общая нервозность передалась и ему, хотя наравне с Марианной, Леором, и Каме, позднее вернувшимся с дополнительных занятий, держался он стойко. Открыто нервничала только Сара, которую Марианна вскоре успокоила.
После того разговора они отправились на общий ужин, потом, под конвоем наставницы Ронны –в душ. Приятная тёплая вода, казалось, смыла
Дети застыли, охваченные ужасом, не в силах что-либо сказать. Служители Церкви, казалось, на них даже не смотрели, – но разве угадаешь, когда лица закрыты чёрными металлическими масками?
Вперед вышел Руксус.
–Что здесь происходит?
–Не твоего ума дело, маленькое отродье. Мы вас не задерживаем, проходите.
–Вы будете стоять здесь всю ночь? – голос Марианны за спиной Руксуса предательски дрогнул.
–Ещё один вопрос от любого из вас – получите прикладом. Проходите.
Сара едва не зарыдала, но её нежно приобнял за талию Каме.
–Не показывай им своего страха, –прошептал он. – Они им питаются.
В комнате Сара всё же заплакала, правда, тихо. Марианна и Каме пытались её успокоить. Мальчик ловко перелез из коляски ей на кровать, и едва слышно что-то шепча, поглаживал её по спине. Марианна приобняла подругу за другое плечо и пыталась игрушками отвлечь её. Через несколько минут в тихих всхлипываниях послышался сдержанный смех, и Руксус понял, что по крайней мере этой ночью с Сарой все будет хорошо. Он обернулся, посмотрел на ребят, чьи лица смутно виднелись в свете настольной лампы. Внезапно его охватило жгучее чувство жалости и близости к ним. Буду стоять за них до последнего, решил Руксус. Они мои друзья, мои братья и сёстры по несчастью. Марианна подняла на него взгляд, и словно прочтя его мысли, мягко улыбнулась. Через несколько часов они легли спать. Каме погладил Сару по голове, прежде чем уйти, а Марианна легла рядом. «Чтобы тебе не снились кошмары, дорогая», объяснила она.
В ту ночь, несмотря на двух Стражей Веры, караулящих у дверей, дети спали достаточно спокойно.
Прошёл день, и Кардену охватили проповеди. На всех главных улицах и площадях появились верные Клавдиану люди, в числе которых особенно выделился некто Марк Тиверий – средних лет лысый мужчина, когда-то служивший в Имперском Военном Флоте. В народе говорят, что в путешествиях по космосу и бесконечных боях этот человек приобрёл божественную благодать, так что Марка многие слушали. То был достаточно влиятельный человек, и заполучить такого в свои ряды – большой успех. На проповедях Марка, призывающих искоренить псайкеров Сионы, собиралось больше всего слушателей. Задрав головы, люди с огромным вниманием и интересом внимали словам проповедника. Одна часть толпы шепталась, другая покачивала головами, спорила с рядом стоящими. Мнения людей разделились, однако большинство вскоре поддерживающе воздело руки. Раздались одобрительные выкрики, полные ярости и ненависти к нечестивцам.
–И долго ли мы, честные граждане Сионы, чистокровные люди, будем терпеть присутствие подобной мерзости на наших планетах?
Высокий, хорошо поставленный голос Марка громом возносился к крышам белоснежных зданий, эхом отталкиваясь от стен и поднимаясь даже выше, к неприступным крепостям Адептус.
–Богу нашему Императору, вовеки излюбленному, противно само их существование! Недаром же Он проклял их, сделав сосудом Вечного Зла и навеки клеймив изгнанниками! Нигде не найдут покоя, и нет им прощения во веки веков! Берите в руки оружие, братья и сёстры, читайте молитвы защиты и благословения, и да не оставит Владыка нас в нашем праведном деле!! Сражайтесь, жители Сионы! СРАЖАЙТЕСЬ!
Толпа взревела, словно океан в самый страшный шторм.
Через несколько часов похожие проповеди прозвучали по всей округе. В мелких городках и сёлах их транслировали по радио, в населенных пунктах покрупнее, на площади выходили
Не успело солнце начать клониться к закату, как Кардена взъярилась, словно спавший тысячелетиями вулкан. Улицы заполонили охваченные яростью людские массы, в начале просто требовавшие искоренить всех псайкеров, но совсем скоро толпа ощутила свою власть, вошла во вкус. Относительно спокойные требования сменились полной анархией и беззаконием.
Неизвестно в какой момент у толп появилось оружие, и тогда начали воздвигаться баррикады, громились и разграблялись магазины и мелкие лавки, сводились личные счёты. Рабочие с мануфакторумов, не так давно в очередной раз боровшиеся за свои права, лишь подливали масла в огонь. Главари их групп распаляли и без того великий гнев толпы, а на деле лишь хотели смести ненавистную ими власть. Чаще всего рабочие кричали имя мэра Виены Илентрайт, требуя её явится для справедливого суда, и первое время лидеры пытались осадить своих подопечных, но быстро поняв, что толпа окончательно потеряла какую-либо осознанность, стали лишь поддерживать подобные выкрики. Кардену охватил хаос, и одна толпа ринулась к центральной части города, к зданиям Адептус, другая, более тягучая и необузданная, медленно двинулась к холмам.
–Господин.
Тоббе не оглянулся, продолжив смотреть в окно, за которым в первобытной ярости бушевала подогреваемая церковниками людская масса. Удивительно даже, как над всем этим диким криком отчётливо прорывались выкрики ручных шавок Клавдиана. Инквизитор смотрел, не отрываясь, как город поглощали огонь и волны неоправданного насилия. Людей, лишь только подозреваемых в псайкерстве, выволакивали из толпы и устраивали быстрый самосуд, забивая палками, монтировками, и всем тем, что попадётся под руку. На глазах у Тоббе какую-то молодую женщину за волосы выволокли в центр толпы, пинком поставили на колени.
–Шлюха!
–Паршивая подстилка! Грешница!
–Немытое отродье Варпа! Бей её, честные граждане, бей!
Тоббе заметил, что кричали в основном мужчины или не очень привлекательные женщины. Ударом трубы бедолаге разбили губы и превратили в красное крошево зубы, после чего её начали неистово колотить по голове. Женщину, кричавшую, что она одна из них, никто не слушал, и даже когда она без чувств рухнула наземь, её продолжили исступленно забивать ногами. Тело обмякло, перестав подавать хоть какие-то признаки жизни, но яростное избиение продолжилось.
По другую сторону улицы под радостные крики вешали на столб двоих: пожилого мужчину и юношу лет пятнадцати. Они натужно кряхтели, пытаясь заполучить в лёгкие хоть немного воздуха, пока стальная леска на шее вытягивала из них жизнь. Чем выше поднимались осуждённые, тем больше синели их лица и чем больше летело в них камней. У юноши выбили левый глаз, у старика губы превратились в красную мешанину.
Буквально через пару десятков метров от них из машины грубо выволокли состоятельного на вид мужчину. Он отчаянно сопротивлялся, крича, чтобы его не тронули. Тоббе заметил в машине женщину с ребёнком на руках. На мгновение мужчине удалось вырваться. Пинком по колену он оттолкнул одного обидчика, кулаком разбил нос другому. Развернувшись, приготовился дать последний отчаянный бой, при этом постоянно что-то крича. Женщина на заднем сиденье засуетилась, попыталась пролезть вперед. В это время мужчина получил удар монтировкой в живот, затем еще несколько увесистых ударов, опрокинувших его на автомобиль. Какой-то рабочий (судя по серой оборванной униформе,) с ножом в руке, забрался на ещё сопротивляющегося мужчину, схватил за волосы, оттянул назад и одним порывистым движением перерезал горло. Кровь обильно забрызгала боковые стёкла. В это мгновение машина нервно дёрнулась и проехала несколько метров вперед, пока не уперлась в плотный людской поток.