Псайкер. Путь изгоя
Шрифт:
Оттон непроизвольно почесал висок, на котором зияла свежая рана.
– А кто это такая?
Воздух вокруг Руксуса нагрелся в мгновение ока; ещё мгновение, и появились бы обжигающие искры, но Тацит моментально отреагировал, мягко схватил юношу за плечо. Псайкер сверлил генерала взглядом, переполненным ненависти, так что Оттону в какой-то момент даже стало не по себе. Тело бросило сначала в дрожь, затем в пот. Ну почему, почему этот щенок не сдох в какой-нибудь канаве? Неужели Владыка не видит, насколько он опасен? Генерал делал всё, чтобы не выдать своего волнения. Тем не менее, этот испуг заставил его вспомнить.
–
– А что сама девушка? – требовательно прорычал Руксус.
– Потеряла слишком много сил, и вроде как, сама потеряла рассудок. Я не знаю, парень, мне вообще не до неё. Хочешь – разбирайся с ней сам. Я приказал держать её в одной из комнат, пока не разрешится вся эта суматоха.
– Где она?!
Едва прозвучал ответ, Руксус вернулся на своё место в строю слуг. Остаток заседания он молчал, потупив голову, ни разу не поднял взгляда. Казалось, между ним и остальными вновь возникла стена, только теперь рукотворная, созданная самим юношей.
Он уже не слушал доклада Тацита и его извинений насчёт того, что он не смог добить Андроатоса, встретившись с ним возле храма Императора Вознесённого. Предателя окружала охрана, и брат-капитан пытался прорваться сквозь неё. Убив троих и ранив третьего, он скрестил свою психосиловую алебарду с клинком Андроатоса. Вожак отступников оказался серьёзно ранен, с крюка на его поясе свисала чья-то голова. Одним из выпадов Тациту удалось сорвать её – как оказалось, она принадлежала Чемпиону Императора из Ордена Вечных Стражей. Не слышал так же Руксус и тихой, скорбной благодарности из уст капитана Сатураса. Затем Андроатос, едва живой, все же смог скрыться за спинами подоспевших телохранителей, а самого Тацита едва не окружили.
Всего этого для юного псайкера словно не существовало, не имело и капли значения. Перед его глазами до сих пор стояла гибель Симона, придавленного грудой камней. Такой славный был парень, тихий, скромный, верный… Мыслями Руксус вернулся к словам Оттона о Марианне. Резкое чувство одиночества ещё больше стиснуло ему сердце.
И когда это трижды проклятое заседание закончится?
В небольшой жилой комнате даже не зажгли света. Руксусу пришлось сделать это самому, едва он вошёл. Искать пришлось, увы, совсем недолго.
Она сидела на полу, спиной к стене. Взгляд лишён какой-либо осмысленности, застыл, словно первый зимний лёд. С уголка губ стекала едва-едва заметная ниточка слюны. В новой вспышке гнева Руксус заметил, что её даже не переодели – Марианна сидела ровно в той же униформе псайкера-примарис, в какой они расстались несколько дней назад.
Он сел рядом, нежно приложил ладонь к её щеке, вытер ниточку слюны.
– Эй, Марианна…ты меня слышишь? Это я, Руксус.
Девушка не ответила, даже не шевельнулась. Остались неподвижными даже длинные, красивые ресницы. Он аккуратно, словно обращаясь с новорождённым, притянул её к себе, крепко, насколько мог, обнял.
– Видишь…видишь, я сдержал слово, вернулся живым и почти
Тишина. Молчала за огромными окнами даже столица, ещё не оправившаяся от ужасов войны. Не шёл даже вездесущий снег. Все замерло. Остановилась сама жизнь.
Долго, очень долго Руксус качал Марианну на руках, пытаясь сделать для неё хоть что-то…но на что, собственно, вся его надежда? До последнего он верил, что ещё не всё кончено, что возможно что-то сделать. Казалось, целую жизнь Руксус качал возлюбленную на руках, прижимал к себе, целовал, рассказывал что-то, шептал… Рассказал об Альберте. Что теперь они остались совсем одни. Одни…
Взгляд Марианны остался пуст. Ни разу она не моргнула, ни на мгновенье не мелькнуло и капли жизни. Ответом были лишь застывшие вне времени глаза, некогда ясные и полные любви.
Руксус долго смотрел в них, ментально проникая в самую их суть. Может, удастся обратить всё вспять, может, рассудок, словно затерявшуюся вещь, возможно вернуть? Юноша блуждал по водам запретных царств, прежде чем понял всю тщетность своих попыток. Когда он уже собирался возвращаться обратно, за его спиной раздался глубокий, рокочущий голос:
– Похоже, это твоя природа – бороться с неизбежным, кусок плоти.
Руксус обернулся и вновь увидел того Нерождённого. Изверивающийся, рогатый силуэт твари так же покрывала густая чёрная дымка, как бы скрывая отдельные очертания.
– Зачем ты пришёл? Я тебя не звал. Стоит мне захотеть…
– Я видел, что ты делал с младшими моими собратьями. Впечатляет. Ты стал гораздо могущественнее, кусок плоти – и тем больше у меня желания тебя поглотить... Однако я здесь не за этим.
– Говори быстрее, – нахмурился Руксус. – У тебя не более минуты, после чего я изгоню тебя обратно в нору, из которой ты выполз.
–Тебе ведь нужен рассудок этой девчонки? – кивнул демон. – Могу предложить обмен. Твою душу на её разум. Честная сделка, не находишь? Только протяни руку – и получишь желаемое.
Руксус вновь посмотрел на Марианну, всё ещё лежащую на его руках. Глаза юноши застыли, почти как у его возлюбленной, и Ульзуилл на мгновение возликовал, однако псайкер поднял взгляд, решительный, полный презрения.
– Лжец. Презренная тварь. Решил сыграть на моём отчаянии?.. Я и сам вижу, что всё кончено! Прочь! ПРОЧЬ!! Если ещё раз..
Демон хотел было что-то ответить, но почувствовал угрозу, идущую от Руксуса. Юный псайкер готовил ментальный выпад, вполне способный убить его на месте, так что Нерожденный отступил, оставив после себя едва заметную черную пелену, – но и та истаяла, едва Руксус вернулся в реальность.
Последний поцелуй, последнее прикосновение к светлым, аккуратным волосам. Он положил её на пол, сложил руки, пригладил. Да, именно такой она была, такой он её и запомнит… Руксуса трясло с ног до головы, но это его долг. Юноша с трудом закрыл глаза, и вложил в легкий ментальный выпад все свои душевные силы. Разрушительный импульс стёр остатки сознания девушки, отозвался в мозгу, вызвал внутреннее кровотечение. Жизнь давно покинула это тело, и ему было достаточно лишь одного движения, чтобы окончательно упасть в небытие. Марианна умерла тихо, без какой-либо агонии; на её теле не шевельнулся ни один мускул.