Псевдо
Шрифт:
— Нынче же будешь со мной в раю!
— Що цэ такэ?
— Больно мне. Камень на сердце у меня. Словом, нелегко, — Имярек-апостол сказал и покинул. Покинул, покинул…
Пиписька-пиписька, сколько мне жить осталось? (Неплохая сентенция для урока по музыкальной литературе, isn't it?)
Шёл по лесу солдат. Возвращался с войны. Грустен был этот солдат. В последнём сражении потерял он огниво. Где потерял, где искать, что делать, чем обязан потере внезапной такой?
За спиной остались поверженные города и пылающие станицы. Простой
Но грустно было солдату. Неприкаянно, неловко, неуютно. Отсутствовало огниво как факт.
Уже подписана была капитуляция. Уже победили наши. Уже разгромлены были татаро-германские орды мусульманских молодчиков. А огниво отсутствовало как факт. И в списках не значилось. И без вести пропавшим оно не считалось, ибо отсуствовало как факт. Лишь в сереньком солдатском воображении, лишь в скудной воинственной памяти существовало оно.
Уже до охуенья земного возрадовался Лев Гумилёв. Уже почили в радости скотской остальные герои конкурсной мелодрамы, а огниво отсутствовало как факт.
Шёл солдат, шёл, плакал, сопел себе дырочкой в правом боку, — вдруг видит, сидит на пеньке какая-то старая седенькая какашка.
— Ты хто? — вопрошает солдат.
— Я старый вонючий дедушка Андерсен… — отвечает какашка.
— Ёб-твою-душу-мать! — воскликнул солдат и пристрелил дедушку. Отрубил солдат мертвой какашке ноги, руки, голову, а хуй на костре запёк и сожрал без тени иронии. Голод, как известно, не дядька!
И вдруг заговорил в солдате внутренний голос. Ласково так, певуче заговорил, словно девицу какую солдат проглотил, а не хуй стариковский.
«Солдатушка моя рыженькая, глубоко сижу, далеко гляжу. Зазнобушка я твоя первородная, змейка я твоя подколодная. Православой зовусь. В народе Иоанной кличут недобрые люди меня. Добрые Патрикевной-Пиздой величают. А я-то, Еленушка, маленькая пиписька, всё замечаю, всех привечаю. Солдатишко родимый, сними с ружьишка штык! Сними, сними, касатик! Каждый, кто хуя отварного отведает раз, ни о чём другом думать не сможет, кроме как о новом хуе. Сними штык с ружьишка, родимый! Отрежь хуёк свой рыжеволосый, отвари в котелке и съешь, а ранку портяночкой забинтуй!»
Страшно стало солдату. Вокруг лес густой, ели хмуро бровями поводят, мох пердит, зловоние распространяет неимоверное, на болоте лягухи квохчут. Ночь тяжёлая, осторожная, густая…И комары — зы-зы-зыз!!!
Страшно стало солдату. Обосрался служивый. Чудом штаны успел снять. А девка внутренняя не унимается, сука паскудная: «Отвари хуёк свой, солдат! Отрежь, отвари! Сними с ружьишка штык! Хуй свой отрежь, отвари на болотной воде и съешь! Попадет хуёк твой, солдат, вовнутрь к тебе и аккурат в пизду мою девичью! Воткнётся, как пуля в висок, и оба возрадуемся мы! Отвари хуёк свой, зольдатен! Отрежь, отвари, скушай — не пожалеешь! Да воткнется хуёк твой в пизду мою девичью! Сними, родимый, с ружьишка штык!»
И так ласково, так нежно-настойчиво напевала Православа Пизда Патрикеевна, Иоанна-ебливая барышня, что… решился солдат. «Хуй с ним, с огнивом! Хуй с ним, со всем! Должен же
Снял штык с ружья боевого (краснознамённого) и отмахнул хуй себе (даже не заметил как, будто языком кто слизнул по самые яйца), сварил на болотной воде и съел.
И произошел в лесу взрыв! И оргазм испытал солдат! Да только больше уже ничего не испытывал впредь. Помер от радости.
А когда взрыв закончился, на месте эпицентра осталась стоять девушка дивной ослепительной красоты. Милая, пригожая, нежная, тихой такой красоты, умной красоты такой. Просто посмотришь так на умницу эту — и даже о ебле думать как-то неловко, а просто хочется всю жизнь провести возле волшебницы сей, или жизнь эту самую ради неё немедля отдать. Одним словом, киса!..
Таким вот неожиданным поворотом закончилась эта странная ночь. И только мне известен сокровенный смысл сего явленья: сегодняшней ночью, 8-го апреля 1995-го года в мир явилась Женщина-для-Максима Скворцова! Имя её покрыто до поры мраком, но настанет великий день, и мы встретимся с ней! Она станет моей Женой, и всё кроме неё потеряет смысл! Да будет так! — апостол Максим сказал, и так оно всё и будет, потому что никакой-нибудь хрен об этом сказал, а я, апостол Максим!
Пришла, пришла моя Женщина в мир! Пришла моя девочка! Любимая! Осанна!
Когда я был студентом филологического факультета, я написал «Новый завет», который одно время хотел представить в качестве курсовой работы по педагогике Елене Ростиславовне Черкасовой. Но потом передумал. Что ж я, передумать не могу? Могу. Всё могу. Могу тайгу. Могу, могу… Привет тебе, Катя Живая воистину. (Детям плохо. Трудно им дается «Весна священная».)
Однако, «Новый завет» я вам сейчас представлю. Правда, в нём не хватает последней странички, ну да не в ней суть, ей богу! Возьмёмся за руки, друзья! Кря-кря-кря! Я маленькая гаденькая уточка! А Ира — маленький зубрик. Пи-пи-пи!..
НОВЫЙ ЗАВЕТ ОТ МАКСИМА
Воистину, на углу продавали муку. Выстроилась длинная очередь. Хотели купить.
С этой целью принесли мешок и горшок. В горшок посадили цветок. Цветок полили мочой. Моча ушла в землю. Земля не дала плодов.
И молвил третий старец, но мимо проехала машина, и никто не услышал. Не услышал таинственных слов.
Мельник снял пальто и повесил на сучок дерева. Дерево через несколько лет влезло в окно, и в один прекрасный день по его стволу в квартиру проникла змея, которая забралась ко мне в постель.
Простыня поползла набок. Я упал с кровати на вторую змею и задавил её. пришёл чужой кот и проглотил первую. В комнату вошла женщина, поставила на пол кувшин, затем распустила волосы и облилась ключевой водой. Я повалил её на пол и связал змеиными трупами, один из которых вытащил за хвост из кошачьего горла.
Я оторвал коту лапку… и этой самой лапкой заткнул женщине рот. Потом я всё выкинул в окно.
Тот, кто любит себя, поймёт кого угодно. Только вечнонеудовлетворенный Иисус Христос, да Большаков Серёжка, да Гришка Отрепьев никого понять не хотят.