Псевдоним(б). В поисках Шекспира
Шрифт:
– Так вот что… сэр, тяжело же было. Еле донес.
– Но все-таки донесли.
– Донес.
– Ну все, спасибо на этом. Достаточно. Больше не надо.
– Я угодил?
– Да, это Божье дело, уверяю вас. Бог воздаст вам.
– Бог?
– Бог, Бог… Я же сказал, это Божье дело. Да и вы, Алексис, человек Божий, не так ли?
– Я-то?
– Ну не я же.
– Я-то не знаю. Еле донес.
– Бог все видит. Вот и иди с Богом.
Уильям с самого начала узнал этот голос. А вот тот, другой, которого он поначалу принял за призрака, был ему неизвестен. По крайней мере, его голоса он никогда не слышал. Но этот несомненно
– Пойти-то я пойду…
– Вот и иди с Богом, – повторил отец.
– Но я еле донес, – неуверенно повторил «призрак».
– Тебе зачтется.
– Зачтется?
– Зачтется-зачтется, не сомневайся.
– А скоро ль?
– Скоро-скоро. Никогда не сомневайся в любви Бога.
– Бога-то?
– Бога. Ступай.
– Тогда до скорого?
– Бог с тобой.
– Прощайте. Но помните меня, – уходя, бросил «призрак».
– Как же, забудешь тебя, – уходя в другую сторону, пробормотал себе под нос отец.
Ну, теперь точно опоздаю в школу, подумал Уилл, и, выждав несколько минут, поднялся с земли и как ни в чем не бывало пошел в привычном направлении.
Самое удивительное было то, что он успел. Вот что значит выйти с запасом! Какие-то полчаса, отнятые у сна, – и столько событий! Теперь у него к тому же появилось время подумать. Если не внимать педагогам с семи до полудня, времени получалось даже с избытком. Но сегодня было два часа латинского языка, а Уилл теперь твердо решил прислушаться к совету коронера по поводу латыни. Раз нужно для дела, значит, нужно. Подумать о самом деле можно будет и на Законе Божьем, а также на риторике, урок которой сегодня посвящался речам Демосфена. Речи были политические, а не судебные, и к тому же на греческом языке, а греческий знать не обязательно, сказал ему коронер. Правда, пока Уилл размышлял, ему в голову запало название одной из речей этого самого Демосфена – «О венке».
И тут он вспомнил. Вчера-то на это внимания не обратил, а сейчас вспомнил отчетливо: утопленница была в венке, притом в каком-то странном венке – чуть ли не из репья, потом, кажется, маргариток и совсем каких-то диких цветов… Как их называют? Вроде пальцы мертвых? Да, пальцы мертвых… Но есть и еще у них какое-то название. А да, есть… Уильям густо покраснел. Ну и название! Как это она додумалась такое в венок вплести. А ведь еще девушка. Странно.
Еще он вспомнил, что, пока ее вытаскивали на берег, венок куда-то делся. Должно быть, просто свалился с головы. Будет что рассказать сегодня коронеру. Но сначала хорошо бы найти этот венок, возможно, он еще там. Жалко, что сегодня четверг, а после обеда снова будет латынь, которую нельзя пропускать. Значит, к коронеру можно и не успеть. Ну да ничего. Зато побольше разузнаю. А завтра приду к нему и все выложу!
Тут он подумал об отце. И стал вспоминать его разговор с неизвестным. В общем, не ясно главное – о чем они говорили. Смутные догадки не покидали голову Уилла. С чего это они с утра пораньше пришли на место гибели девушки? Место встречи явно назначил «призрак», а не отец. Для чего?
Картина складывалась, но она не радовала Уилла. Отца он не любил, но не до такой же степени, чтобы подозревать
И тут Уилл вспомнил про шелковую материю. На перемене, когда все вышли из класса, он достал ее. Это была ленточка пять на пять: дюймов пять шириной и футов пять длиной. Такой шелковый белый шарфик. Однако совсем ли белый? Вот это что за оттенок? А это? Надо будет проверить. Скорей бы обед. Ну ничего, осталось потерпеть всего один урок. Для Уилла это был урок терпения.
Декабрь 2010
– Что, Алекс, решили дать мне урок терпения? – Эдуард бросил на соседа косой взгляд, чтобы посмотреть, какое впечатление произведет его русская речь. – За то время, пока вы решали, стоит ли говорить со мной, мы успели пролететь всю континентальную Европу и уже более получаса летим над Россией.
– А Белоруссию вы относите к континентальной Европе или к России?
– Как это по-русски лучше сказать? Срезал?
– Ого! Читали Шукшина! Вот это подготовка!
– Да, правда. Для домашнего чтения мне советовали Василия Шукшина. Те, кто разбирался в советской жизни…
– И вас научили в ней разбираться. Только вам не повезло: едва успели в ней разобраться, как она кончилась.
– Да, Алекс, вы правы.
– А что теперь, ностальгия по русскому? Проверяете профессиональные навыки? Вы русист?
– Зря иронизируете, Алекс. Я правда сожалею, что у вас так получилось.
– Черта мне в вашем сожалении! Нельзя ли пожалеть о чем-нибудь другом?
– О, это тоже что-то знакомое. Стихи? Постойте, попробую угадать. Похоже на Лермонтова. Но строчка не из поэмы. Скорее драма… «Маскарад»?
– Не угадали, но, в общем, близко. Скажите, как вы с такими филологическими познаниями попали к африканскому диктатору?
– Видите ли, в настоящее время филолог может найти поддержку только у диктатора.
– Что за бред вы несете, Эдуард? Объясните все-таки, что все это значит. Все эти ваши «вместе жить или умереть». Ведь это блеф! Теперь вы переходите от блефа к бреду.
– Ну зачем вы так? Почему вы мне не доверяете?
– Доверять профессиональному антисоветскому агенту?
– Но теперь нет советских агентов. Вся Россия – страна антисоветских агентов.
– Это уже просто демагогия. Я понял, вы мне ничего не объясните.
– А что именно вы хотите, чтобы я вам объяснил? То, что вам нужно было срочно улететь?
– Хотя бы.
– Разве вы сами не поняли?
– Я-то понял, это ясно, иначе бы я не летел. Но вы же хотите, чтобы я доверял вам, а не только себе.
– Вы не верите, что ваша жизнь была в опасности?
– Не верю. Обыкновенный развод. Попугать решили.
– Верить или не верить – ваше дело.
– Ладно вам, я и так уже вижу, что русский вы учили хорошо. И в России были.
– И в России был.
– Какого черта вы мне пудрите мозги, что вы работаете на африканского диктатора? Это же просто какая-то детская легенда.