Пшеничное зерно. Распятый дьявол
Шрифт:
— Мисс Каринди, в последнее время вы ведете себя так, будто сами себе начальник.
— Извините, сэр. Автобус опоздал.
Босс Кихара только теперь вскидывает на нее глаза. Развалясь в кресле, он смотрит на нее с нескрываемой враждебностью.
— Сознайтесь лучше, что все дело в молодых повесах, которые подвозят вас по утрам. Складывается впечатление, мисс Каринди, что вы не очень-то дорожите своим местом. Я не стану препятствовать вам, поступайте по велению сердца. Вам пойдет на пользу, если вы некоторое время посидите дома. А когда соскучитесь, дверь для вас открыта. Даю вам двухмесячное жалованье в качестве выходного пособия.
Так наша Каринди лишается работы. Она снова бродит по городу в поисках
Но не тут-то было. Камунгонье опускает глаза, как робкий барашек. Им движет лицемерие. Он принимается отчитывать Каринди. Видите ли, он уверен, что она валялась в постели Вайгоко Кихары, Кихара не первый, кто ею угостился. Блудницу, пригубившую сладкую чашу богатства, за уши от нее не оторвешь. Стоит один раз отведать — сразу входишь во вкус! Хамелеона не переделаешь — так хамелеоном и останется. Если школьница спуталась с мужчиной, который ей в отцы годится, да еще и родила от него, кто ее теперь остановит? "Скажи, Каринди, разве тебе можно верить, слишком ты доступна, никому не можешь отказать! А историю эту сочинила, потому что наскучила своему Вайгоко и он отказался от твоих услуг".
У Каринди точно язык отнялся, из глаз брызнули слезы, она даже не утирает их. В сердце бурлит обида, Каринди в недоумении, она не находит ответа на загнавшие ее в тупик вопросы. У дойной коровы пропало молоко, теперь ей одна дорога — на бойню. Все мосты сожжены, вновь она осталась ни с чем!..
Так скажи, не давший мне упасть: что остается в нынешней Кении таким, как Каринди, если не идти на улицу?
Каринди теперь уверена: нет никакой разницы между словами:
Сгибать и выпрямлять, Глотать и сплевывать, Подняться и упасть, Уйти или вернуться. Отныне ей никогда уже не отличить Греховодника от праведника, Глупца от мудреца И темноту от света, От смеха плач, От преисподней рай И царство божие От огненной геенны.Говорят, будто в человеческой жизни на земле всего два дня:
День меда и горчицы, День хохота и слез, Рожденья день и смерти.Для таких, как Каринди, в нынешней Кении все дни одинаковы. Едва появляясь на свет, они обречены на гибель. Неужто ничего не знать им, кроме слез? Услышим ли мы когда-нибудь их смех?
Окончив свой рассказ, Вариинга внимательно взглянула на молодого человека, потом обвела взором улицу Скачек. Люди деловито сновали вокруг, по-прежнему гудели машины, обгоняя друг дружку. Найроби ни капельки не изменился с тех пор, как ее вышвырнули из дома в Офафа-Иерихоне.
И тут в соборе святого Петра ударили в колокола, напоминая на закате дня верующим о молитве. Вариинга и молодой человек повернулись к храму. В гулком перезвоне Вариинге почудилось:
Вперед,И снова она спросила себя: "Голоса, которые я слышу, чьи они? Куда зовут?" Она давно не ходила в церковь, но тут, к своему удивлению, забормотала молитву:
О святая дева Мария, матерь божия, Наша матушка, И ты, святой Иосиф, И ты, мой ангел-хранитель, И все святые угодники, Молитесь за меня, Чтобы мой грех господь мне отпустил: Хотела с жизнью я расстаться До отведенного мне срока. Следите же за мной Сегодня и всегда, До самой смерти не спускайте с меня глаз. Аминь.Когда колокола собора святого Петра смолкли, Вариинга обернулась к молодому человеку и сказала:
— Спасибо за ваше терпение, за то, что выслушали меня, — на сердце полегчало, будто после исповеди.
— Кто знает, может, я и есть духовник, хоть нет у меня церковного сана… Я принадлежу к ордену тех, кто призван облегчить тяжелую боль кенийцев. Ваша история — про Каринди, Вайгоко и Камунгонье — будто копьем пронзила мне сердце. В Кении таких Каринди не счесть, тут вы совершенно правы. Но я не согласен с тем, что наши дети так никогда и не научатся смеяться. Мы не должны отчаиваться. Отчаяние — непростительный грех. Народ нам его не простит, не простят грядущие поколения. Вы куда теперь? В какие края путь держите?
— В Илморог.
— Илморог? Уж не оттуда ли вы родом?
— Да, там мой дом. А что в этом особенного?
— Дело в том… да нет, ничего. Я просто так опросил. Только автобусы до Илморога здесь не останавливаются. Отсюда можно уехать в Киамбу, Ндуумбири, Тингаангу, Нгимбу, Икину, Кариаини и Гитхунгури, А до Илморога матату сажают пассажиров на остановке "Ньямакима", там же, где и до Накуру.
— Я как раз туда и шла. Не знаю, каким злым ветром занесло меня сюда.
Вариинга поднялась, точно очнувшись от предсмертного кошмара, повесила сумочку на плечо.
— Ну, всего доброго! — попрощалась она с молодым человеком, испытывая некоторую неловкость, хотя настроение у нее заметно улучшилось.
— Будьте осторожны. Желаю вам, чтобы голова у вас больше не закружилась.
Вариинга уже повернула в направлении Ньямаки-мы, когда молодой человек окликнул ее:
— Одну минуту…
Девушка оглянулась, а про себя подумала: "Уж не возомнил ли он себя Камунгонье, которому повстречалась еще одна легкодоступная Каринди?"
Мужчина открыл свой чемоданчик, порылся в нем, достал карточку и протянул ее Вариинге.
— Я уже говорил, — пояснил он, — что притча о Каринди, Вайгоко и Камунгонье задела меня за живое. Если вы хотите докопаться до причин, почему теперь так много повсюду Каринди и Вайгоко, побывайте на сборище, о котором здесь написано. Оно как раз состоится в Илмороге.
Мужчина зашагал прочь, а Вариинга побрела по улице Скачек мимо бензоколонки фирмы "Эссо", пересекла Ривер-роуд и направилась к Ньямакиме. Лишь один раз оглянулась, не идет ли молодой человек за ней следом, но не увидела его. Даже имени его не спросила, подумала Вариинга. Может, он мне дал свою визитную карточку? Все мужчины, все до единого, — вкрадчивые кровопийцы. Советует сходить на какое-то представление. Нет уж, мне не до забав. Хватит с меня романов. Никаких Вайгоко, старых и волосатых, никаких Камунгонье, молодых и пылких!..