Психея
Шрифт:
В палате повисла тишина. Тайлер поглядывал на кровать, что стояла у окна. Мать Джейн спокойно и глубоко дышала. Парень обернулся, желая взглянуть на Рид, но замер.
Ронни стоит с другой стороны кровати. Напротив парня. Темные зрачки девушки устремлены на него. Смотрит, разъедает взглядом, будто пытаясь понять, проникнуть в сознание.
Тайлер равнодушно смотрит в ответ, моргая.
Молчание.
Ронни выпрямляется, отворачиваясь от него. Спокойно, уверенно направляется в сторону двери. Пози краем глаза следит за ней,
Дверной хлопок.
Тайлер остался один. Кладет ладонь на руку Джейн, чувствуя тепло. Жар, который свойственен ей.
Такая теплая, горячая, настоящая…
Живая.
Чувствительная, эмоциональная…
Живая.
Пози наклоняется, опускает голову ей на живот. Она дышит. Смотрит уставшими глазами на ту, которая заставляет его чувствовать.
Благодаря Джейн, он ощущает себя живым, настоящим.
***
Атмосфера в кабинете Мерри пронзала холодом, но горячий кофе, который она разлила в кружки, способен исправить первое впечатление, согрев гостей.
Мать Ронни держала кружку в руках, грея ладони, покрытые покрасневшей от холода кожей. Тонкие пальцы еле заметно дрожали от нервов. Мужчина молча разглядывал темную жидкость, не желая пить то, что предлагает Мерри. У него с давних пор неприязнь ко всем, кто связан с миссис и мистером Добрев. Кроме жены, конечно. Она была единственной вменяемой.
А вот родная дочь порой пугала его. Могла часами смотреть в одну точку, молчать, сидеть на качелях во дворе, пока другие дети играли. Она явно отличалась от других. Слишком умна была для пятилетнего ребёнка.
Но не это отталкивало мужчину от родной дочери.
Семья частенько пыталась завести кошку, щенка, но они не «приживались».
Ронни неаккуратно играла с ними, после чего животных находили мертвыми, хотя сама она жаловалась, говоря, что это её некий друг. Но взрослые знали, что у Ронни нет друзей.
Мерри выслушала гостей. И женщина поняла, что они имеют в виду, когда говорят: “Словно, мы пробудились ото сна”, - но сами взрослые этого не могли понять.
– Я вам советую вернуться домой, - наконец, заговорила Мерри, и её слова вызвали негатив со стороны гостей.
– Наша дочь, - хотела начать Эмма, но её перебивает женщина:
– Вы не можете остановить это.
– Что вы имеете в виду?
– Эмма хмуро смотрит на Мерри, чувствуя, как муж кладет ей ладонь на колено, будто пытаясь успокоить.
– Ложь, иллюзия, внушение - это не ваша реальность, - кажется, её нельзя понять. Несет какой-то бред, при этом сохраняя “ледяное” выражение лица:
– Вам ничего не исправить.
– Что за фигню ты несешь?
– Мужчина сам начинает тревожиться.
– Вы не помешаете. Вы не играете никакой роли в Его реальности, - Мерри будто не слышала его слов, поднося кружку к сухим губам.
– Всё должно уже кончится.
Грядет конец игры.
Светлый коридор с коричневыми стенами, вдоль
Полы грязные. Пахнет чем-то неприятным, скорее, в одной из камер спит человек с улицы, давно не принимавший душ.
Дилан идет между камерами. Следует за мужчиной в форме, который бьет железной палкой по решеткам, чтобы временные заключенные отошли к задней стене.
Место отвратительное.
Слышно, как позади кого-то рвёт, запах тут же настигает ноздрей - и, кажется, парень тоже готов согнуться пополам и хорошенько прочистить желудок.
Камера практически в самом конце коридора. О’Брайен скованно подошел ближе к решетке, когда мужчина кивнул головой. Без слов, ведь знал Гордона О’Брайена, работал с ним в одной группе, поэтому до сих пор не может поверить, что его “наставник” сотворил подобное.
Дилан не видел отца почти пять лет. Или больше? Это неважно.
Теперь неважно.
Парень повернулся лицом к камере, невольно затаив дыхание. Мурашки пробежали по спине. Мышцы напряжены, мускулы лица начинают болеть от стиснутых зубов. Смотрит в темноту, что сочится сквозь решетку в коридор. Начинает моргать, различая у стены, на койке сидящего мужчину, который согнулся, опёрся локтями на колени, смотря в пол. Седой. Грубая щетина. Морщинистое лицо. Порванная одежда, покрытая пылью и грязью.
Дилан ужасается, понимая, что его губы начинают дрожать, а по виску течёт капелька пота. Холод внезапно сковывает, рождая в груди знакомое чувство паники. Чуть ли не глотает язык, когда подходит ближе к решётке, отчего мужчина в форме напрягается, ведь парень зашёл за линию.
О’Брайен делает глубокий вздох, откашливаясь, будто боясь, что сейчас потеряет дар речи.
Но голос звучит, хоть и не так грубо и уверенно, как хотелось бы:
– Эй.
“Эй?” - и это всё?
Мужчина за решеткой не дёрнулся. Он лишь качнул головой, что-то прошептав. Дилан нахмурился, прислушиваясь:
– Ты… - запинается, сглатывая.
– Где ты был всё это время?
– Я знаю, я знаю, - мужчина шепчет, всё так же смотря вниз. Поднимает ладони, пожимая плечами, будто разговаривает с кем-то:
– Я всё понимаю.
Дилан сжал губы от злости, повысив голос:
– Эй!
И это была ошибка.
Его отец вскочил с кровати, быстро подбежав к решетке. Полицейский не успел отреагировать, поэтому Гордон хватает сына за ткань футболки, грубо потянув на себя. Дилан бьётся подбородком о железо, но не меняет выражение лица. Пыхтит, не пытаясь освободиться от хватки безумца. А вот мужчина в форме всячески пытается разжать пальцы Гордона.
О’Брайен не может оторвать взгляда от отца, который смотрит на него безумными глазами, выпученными до такой степени, что кажется, что они вот-вот вылезут из орбит, лопнут от давления. Красные. Красные белки с бледными зрачками. На висках мужчины выступили вены.