Психиатр
Шрифт:
— Куда их поставить? — спросил служитель.
— Дайте их мне, — распорядилась Катрин.
Питер протянул цветы радостной девушке. Она повернулась к доктору, широко улыбаясь, и тот объявил:
— Все всегда налаживается!
— Похоже, вы правы!
В довершение радужной картины зазвонил телефон. Катрин вздрогнула. Эмиль, добрый слуга, все-таки убедил Роберта, и тот раскаялся! Сияя, девушка сняла трубку:
— Да?
Но через несколько секунд выражение ее лица вдруг переменилось.
—
Доктор Гибсон застыл в недоумении. Что означает этот неожиданный поворот? Катрин произвела на него впечатление юной, крайне чувствительной девушки, к тому же у нее, кажется, переменчивый вспыльчивый нрав.
— Не понимаю, — произнес он как можно мягче, стараясь, чтобы в его интонации не прозвучало ни малейшего упрека. — Кто это был?
— Знаете, кто послал мне эти ужасные цветы? Мой отец! Я никогда не прощу его за то, как он поступил с Робертом! Если бы вы только знали, как он меня опозорил! Будь у Роберта еще какие-то сомнения после просмотра фильма, они все равно тут же улетучились бы при мысли о том, с какой семьей он породнится, женившись на мне.
По правде говоря, она была расстроена вдвойне, так как злилась не только на отца, но и на себя за то, что на мгновение наивно поверила, что цветы прислал Роберт, а теперь позвонил. На самом же деле звонил ее отец, чтобы убедиться, что ей доставили букет. Теперь девушка находила цветы отвратительными. С выражением презрения и разочарования на лице она взяла букет и отбросила его.
В этот самый момент на пороге палаты появился Вик Джексон, директор клиники. Букет угодил ему прямо в лицо.
У этого пятидесятилетнего мужчины был высокий лоб, редкие волосы, внимательный взгляд острых глаз за маленькими очками, к тому же он явно страдал от избыточного веса. Амбициозный, склонный к авторитарным решениям, Вик Джексон был начисто лишен чувства юмора, впрочем, окружающие и не пытались сделать его мишенью своих шуток. Он раздраженно пнул упавший букет, однако, разглядев ту, что бросила эти цветы, сразу успокоился.
Как и большинство мужчин, он был сражен красотой Катрин. Нужно заметить, что он питал слабость к женскому полу. После тридцати лет несчастливого брака с женщиной, которая не пробуждала в нем ни малейшего желания и к тому же так и не родила ему ребенка, он пустился во все тяжкие; поговаривали, что для реализации неудовлетворенных мужских фантазий он даже прибегал к услугам специальных агентств.
Пытаясь сгладить впечатление от дурного жеста, он поднял цветы и произнес с ироничной улыбкой:
— Мне показалось, вы обронили букет, мадемуазель?
— Это мадемуазель
— Я это вижу! — едко заметил директор.
Он подошел к Катрин, чтобы рассмотреть ее вблизи, и нашел девушку еще более привлекательной, просто обворожительной. Джексон повернулся к Гибсону:
— Томас, я, собственно, пришел сказать, что мне необходимо переговорить с тобой до собрания дисциплинарного комитета.
Этот человек, выглядевший обычно абсолютно уверенным в себе, похоже, испытывал какие-то колебания, что выдавало едва заметное подергивание нижней губы.
— Непременно, — ответил доктор Гибсон.
Он посмотрел на часы — до собрания оставалось не больше десяти минут, соответственно, времени было в обрез.
Двусмысленно ухмыльнувшись, Джексон сказал психиатру:
— Ну, я оставляю вас, наверняка вам нужно обсудить много важных вещей. Я могу на тебя рассчитывать?
— Разумеется, господин директор.
Напоследок Вик Джексон бросил взгляд в сторону Катрин, за дверью палаты он столкнулся с доктором Кэмпбеллом.
Артур Кэмпбелл, дело которого в первую очередь подлежало рассмотрению на предстоящем заседании, явно нервничал:
— Ты говорил с Томасом?
— Я вызвал его к себе в кабинет.
— Ты все еще не поговорил с ним? — произнес тот встревоженным голосом. — Ведь через десять минут начнется!
Директор успокаивающим жестом положил руку на плечо коллеги:
— Послушай, не надо волноваться. У меня уже есть поддержка Ривза. С голосом Томаса у нас будет большинство, и двум истеричкам, жаждущим твоей крови, придется уйти ни с чём.
Доктор Кэмпбелл, не слишком успокоенный услышанным, нервно засмеялся. Вик Джексон торопливо отделался от него:
— Послушай, встретимся на месте. Я должен идти к себе, если хочу успеть поговорить с Томасом. Но ты не волнуйся, он на нашей стороне. В любом случае он не может мне в этом отказать — я, в конце концов, директор!
Глава 6
На пороге палаты Катрин доктора Гибсона остановила одна пациентка, которая три или четыре месяца в году проходила курс лечения в клинике по поводу обостренной анорексии и шизофрении. Двадцатипятилетняя Эми Робер считала себя гениальной поэтессой и в периоды вдохновения дни и ночи напролет строчила в большой тетради свои недоступные пониманию творения.
С не меньшей интенсивностью она была очарована доктором Гибсоном, его энергией, умом, чувствительностью и благородством характера. Он являлся мужчиной ее мечты, ее идеалом, поэтому она ни разу не возразила против продления пребывания в клинике: так она могла видеться со своим кумиром.