Психиатрический дискурс во французской философии XX века
Шрифт:
Значительно увеличилось количество анатомических исследований помешательства благодаря учению австрийца Франца Йозефа Галля. На основании динамического изучения различных отделов и слоев мозга он пришел к выводу, что мозг неоднороден и включает ряд независимых, но взаимосвязанных отделов. Он выделил более примитивные и более дифференцированные структуры, а также высказал ряд предположений о связи конкретных отделов с реализацией разных психических функций. Основанное им учение – френология – хотя и снискало множество противников и было впоследствии названо псевдонаукой, в целом способствовало пересмотру гипотезы о связи помешательства с нарушением деятельности мозга и усилению внимания к соотношению функционирования отдельных его областей.
Ян Гольдштейн в своей работе по истории французской психиатрии [Goldstein, 1987, p. 240–276] рассуждал о значении философии в реформе психиатрической системы, показывая, что философы XIX в. обращали пристальное внимание на психиатрию
Гольдштейн показал, что во Франции психиатрия развивает свои отношения с философией в двух направлениях (эти же направления другие авторы выделяют применительно к философии и психологии). С одной стороны, философия пыталась закрепить свои позиции как метафизики, в том числе исследующей метафизику патологической душевной жизни. С другой стороны, эволюционировало экспериментальное направление психиатрии и психологии. Новая философия конца XVII–XIX в. балансировала между двумя возможными путями. Все связи между науками – философией, психологией, психиатрией – есть следствие сохранения хрупкого равновесия в промежуточном пространстве.
Первое направление, связанное с экспериментальными исследованиями, развивалось в работах психиатров-реформаторов. Они были врачами и, разумеется, придерживались медицинской гипотезы, что, как подчеркивал Гольдштейн, способствовало формированию позитивистских оснований психиатрии. Пинель и Эскироль, конечно же, были приверженцами «органической» гипотезы, и с них как флагманов начался отход психиатров от метафизики, стимулированный и анатомическими исследованиями.
Философы, естественно, сопротивлялись этой волне, по-прежнему держась метафизической интерпретации безумия. Теодор Жуфруа, ученик Виктора Кузена, в 1830 г. говорил о том, что мы не можем ничем заменить метафизический анализ чистого разума, поэтому психология является исключительно философской наукой, и психиатрия как психология патологического должна также черпать из нее. Уже через восемь лет после этого выступления доктор Бруссе пытался доказать, что философия должна взаимодействовать с физиологией, встав на путь позитивизма. В пример он привел популярную тогда френологию, называя ее самой позитивной философией, которая только и могла существовать. Френология закрепляла, по сути, отход психиатрии от метафизической традиции.
Второе направление, чисто метафизическое, всячески пыталось связать философию, психологию и психиатрию. Центральной его фигурой был Пьер Поль Ройе-Колар – врач и одновременно философ-метафизик, последователь Виктора Кузена. В начале XIX в. он был преподавателем первого учебного курса по психиатрии (психической медицины) в Парижском университете, одним из первых, кто двигал становление научной психиатрии. По его убеждению, психическое заболевание нуждается в «нравственном лечении». Ройе-Коллар и его коллеги, психиатры-метафизики, указывали на тот факт, что, несмотря на обилие физиологических исследований, их явно недостаточно, чтобы объяснить все многообразие психических заболеваний, поэтому в их происхождении, течении и лечении закономерно предположить роль и нефизиологических факторов. Философы и врачи начали в этом случае говорить о расколе, расщеплении психического, расщеплении памяти и воображения – словом, о двойственности психического, и это учение впоследствии вылилось в теорию психического автоматизма.
Попыткой найти компромисс и снять конфронтацию между двумя направлениями является психосоматика, а также сочетание метафизического и физиологического компонентов в лечении (одновременно моральное перевоспитание и лечение кровопусканием и прочими физиологическими методами). Однако в психиатрии метафизика XIX в. не смогла конкурировать с нарастающим позитивизмом и стала сдавать свои позиции. В конце концов первое направление все-таки взяло верх.
В начале XX в. философские дискуссии в поле психиатрии подкреплялись популярными и многочисленными исследованиями антропологов [Devereux, 1970, p. 215–247]. При изучении первобытных племен обнаружилось, что в культурах с неразвитой цивилизацией нет психических заболеваний, т. е. психически больные люди по тому статусу, который им придается в цивилизации, не встречаются в примитивных культурах. В рамках обсуждения проблем этнографии философы начали говорить о том, что психическое заболевание является болезнью цивилизации,
Предыстория французской психотерапии: исследования магнетизма и терапевтический гипноз
Психотерапия в своих исходных формах развивается независимо от развития научной психиатрии. Она имеет древние корни в различных формах врачевания души, не раз описанных в специальной литературе. Французская психотерапия в качестве ближайших предшественников, таких как практика психического воздействия, выросла из практики магнетического внушения и лечения.
У истоков этой практики, возникающей в конце XVIII – начале XIX в., стоят Франц Антуан Месмер и маркиз де Пюисегюр. Месмер считал, что ряд недугов можно исправлять путем воздействия на психику через внушение. Тело заболевает, когда в нем неправильно распределяется психическая сила, флюид, и если его функционирование вновь привести в норму, симптомы исчезнут. В своей практике Месмер не ограничивал свои методы чистой силой внушения, он действовал через прикосновение или использовал переходные предметы, подобно тому, как сейчас ведется детская психотерапия. Он передавал силу флюида через разные предметы, широко известен был, в частности, «чан» Месмера. Наблюдательный Месмер заметил, что после прикосновения многие люди впадают в измененное состояние сознания, в сомнамбулизм, а после выхода из этого состояния выздоравливают. Он уже описывал ситуации, когда человек даже в этом своеобразном полузабытьи сохранял способность общаться с магнитезером, и это общение было в высшей степени продуктивно. Последователь Месмера маркиз де Пюисегюр продолжил развивать его практику и сосредоточился на теории искусственно вызванного сомнамбулизма. Он поставил диалог с больным в центр лечения и настаивал на том, что именно вербальный контакт с доктором является обязательным элементом для исцеления.
Далее развитие терапевтической практики лечения гипнозом шло в рамках двух школ. Во-первых, это школа Нанси, в которой гипноз понимали как внушенный сон, с которым нужно работать путем психического воздействия. Во-вторых, это сальпитриерская школа, во главе которой стоял Жан Шарко. Его приверженцы вслед за идейным вдохновителем трактовали гипноз как результат физического воздействия. Последняя школа стала колыбелью многих психиатров и психологов, в частности она взрастила Пьера Жане, да и, можно сказать, самого Зигмунда Фрейда.
Психоанализ можно назвать столь же французским, сколь и немецким детищем. Его родоначальник З. Фрейд слишком многое взял у своих предшественников. Д. Анзье отмечает, что «понятие бессознательного – не новость для тех, кто воспитывался в традициях немецкой культуры» [Шерток, Соссюр, 1991], подчеркивая тем самым неноваторский характер введенного Фрейдом термина и самой теории. Не новостью учение о бессознательном психическом было и для французской традиции.
Наблюдение за феноменом бессознательного происходит в рамках магнетической традиции. Еще Месмер писал, что после выхода из состояния сомнамбулизма многие его пациенты забывали свои магнетические переживания. Он предположил обратный механизм работы мозга: во время эпизода сомнамбулизма у человека открывались новые возможности памяти по сравнению с состоянием бодрствования. Его ученик маркиз де Пюисегюр, наблюдая сходные явления и, в отличие от учителя, умело работая с ними, стал разделять два вида памяти: той, которая свойственна нам в обычной жизни, и той, которая открывается нам в состоянии гипноза. В начале XIX в. все чаще и чаще стали звучать утверждения о том, что иногда наши решения принимаются под влиянием скрытых от сознания факторов. Однако именно во Франции речь идет не о бессознательном, а об автоматизме. О нем писал родоначальник спиритуализма Мен де Биран, этот термин употребляли и в медицинских работах того времени.
Жюльен-Жозеф Вире заметил, что ночью или в состоянии сомнамбулизма нам могут вспоминаться некоторые впечатления и мысли, которые кажутся забытыми днем. Жозе Куштодиу Фариа говорил о сходных неосознаваемых мыслях, а также, что весьма значимо, указал на то, что подобные мысли могут становиться пусковым моментом образования камней и других болезней тела. О неосознанных воспоминаниях писал Рише, подчеркивая тот факт, что они свойственны всем людям, однако не всем открывается возможность переместить их в сознание. Он также описывал неосознаваемое как активный элемент личности, впрочем, тогда (с середины XIX в.) уже было представление о том, что эмоции не уходят в никуда. Детские эмоции хранятся в глубоких слоях сознания, и их можно актуализировать в ходе гипноза. Мори писал о том, что подавляемые в бодрствовании эмоции выражаются во сне. Теория вытеснения воспоминаний развивается в дальнейшем в процессе экспериментов с постгипнотическими приказами.