Психиатрия будущего: от агрессивного догматизма к поиску человеческих смыслов

Человек – вот тайна, которой я занимаюсь всю жизнь.

Ф.М. Достоевский

Если для других живых существ незнание себя естественно, то для человека – это порок.

Боэций

Известный немецкий философ Вильгельм Виндельбанд (1870-1915) писал: «Все, что происходит с нами, совершается при нашем собственном деятельном участии». История психиатрии – это непрекращающаяся дискуссия об отнесении ее то ли к нейропсихиатрии, то ли к психопатологии, о том, как примирить «био», «психо», «социо» и духовную сферу человека.

В психиатрии нет однозначных утверждений, касающихся научных аспектов

этой дисциплины, за исключением утверждения о непознаваемости психических явлений методами естественных наук. Однако, несмотря на этот всеми признаваемый тезис, классическая (официальная) психиатрия в течение всего периода своего существования претендует на статус науки, объектом которой является человек как объективно существующая реальность, как биологический объект. С таким пониманием объекта исследования связаны все современные направления научного познания в классической психиатрии, которые не рассматривают пациента с позиции уникальности его внутреннего мира, неповторимой организации его личности и ее ценностно-смысловой составляющей. Такая ситуация, с одной стороны, вызывает сомнение в обоснованности большинства постулатов, относящихся к теории и практике психиатрии, предметом которой на самом деле является внутренний, субъективный мир человека, с другой стороны, свидетельствует о значительном отставании классических форм психиатрического познания от закономерной исторической динамики научного познания в сторону его неклассических и постнеклассических форм и целостно-гуманитарных представлений о человеке.

Сама по себе психиатрия – очень странная наука, так как, несмотря на противоречия ее базисных положений, как здравому смыслу, так и принципам научного познания, она, тем не менее, считается наукой, на которую опирается социальный институт психиатрии с разветвленной сетью культурно-исторических феноменов.

Многие положения (постулаты) психиатрической науки лежат вне плоскости науки, хотя бы потому, что проблема воспроизведения психического (сознания) как эмпирического феномена не представляется возможным. Это выводит психику, сознание за рамки науки: они являются некими загадочными сущностями и неизвестно, что они собой представляют. Сложность этой проблемы заключается также в том, что и субъект, и объект исследования в данном случае представляет единое целое – человека, который не может познаваться исключительно объективными научными методами.

Представление об обоснованности существования различных психических заболеваний при всей своей умозрительности утвердилось в сознании профессиональных психиатров. Однако до настоящего времени остается неясным является ли, например шизофрения, объективной реальностью, явлением, подобным другим, изучаемым медицинской наукой, или то, что мы обозначаем этим термином является всего лишь представлением, возникшим в сознании психиатров как результат общественного договора.

Все существующие в психиатрии теории являются гипотетическими и нуждаются в проверке. Пока же речь идет об общих тенденциях, а также о том, что слепое, тенденциозное или спекулятивное распространение традиционных представлений об этой дисциплине и популяционной группе больных ведет не только к непоправимым диагностическим ошибкам, но и, как это произошло с К. Ясперсом, становится основанием для клинического нигилизма и антипсихиатрических настроений (Дунаевский В.В., 2015).

Ресурсов психиатрии, замкнутых на клиническую психопатологию, совершенно недостаточно для решения проблем, связанных с феноменом человека, в частности, поиском механизмов субъективного переживания проекций биологического в сферу психического.

Односторонность естественнонаучного постулирования различных психиатрических проблем на первый взгляд кажется единственно правильной, не требующей каких-либо новых методологических подходов. Однако с позиции принципов научного познания и ценности научных знаний, постепенно претерпевающих значительные трансформации, психиатрия требует значительного расширения исследовательских горизонтов и смены парадигмы.

Вряд ли будет преувеличением сказать, как полагает В.В. Дунаевский (2015), что психиатрия со всем своим понятийным аппаратом остается не более, чем феноменологией языка. Так называемые душевные болезни и, прежде всего шизофрения, причины и биогенетика которой по-прежнему неизвестны, остаются

описательными понятиями, фигурами речи. Именно психиатрия со всей очевидностью демонстрирует метафизическое торжество языка над реальностью. Это обстоятельство является скорее ее особенностью, чем недостатком. Иррациональность фигур речи вовсе не лишает их известного содержания, более того – позволяет ощутить непередаваемые иначе смысловые оттенки и глубину. Другое дело, что традиционно используемая линейная логика (клинико-биологические ассоциации) в этих случаях ведет в тупик. Также как попытки выяснения, является ли «Живой труп» на самом деле живым или мертвым.

Современная психиатрия уже давно утратила стремление к саморазвитию и самообновлению. Возникшие однажды попытки радикальных позитивных перемен (движение антипсихиатров) не нашли массовой поддержки. Всплеск «антипсихиатрической» мысли 80-х годов не смог создать полноценных условий для «перерождения» психиатрии в направлении подлинного познания человеческой (психопатологической) реальности и самодостаточности прямого постижения ее разумом.

Можно ли психиатрию рассматривать как эмпирическую науку. Методы эмпирического исследования (наблюдение, эксперимент, сравнение, измерение) – это методы, основанные на чувственном познании. Это непосредственное изучение интересующего явления, процесс получения, накопления, систематизации и первичной обработки исходного фактического материала.

Естественные науки носят эмпирический характер. Однако традиционное отнесение психиатрии к естественным (а, следовательно, к медицинским) наукам, представляется декларативным и искусственным. Несмотря на огромный интеллектуальный потенциал нескольких поколений психиатров, работавших в системе координат эмпирической (измерительной) психиатрии, эта мировоззренческая позиция не согласуется с принципами познания субъективного психического мира человека и не способствует приобретению духовного знания о нем.

Современная классическая психиатрия, считающаяся эмпирической наукой, и ограничивающаяся сведениями, сводящимися к области человеческого опыта и научных фактов, – неубедительна. Никакие научные и теоретические разработки, связанные с традиционным клиническим опытом (непосредственным наблюдением исследователя), не могут обеспечить постижение реальности психических (психопатологических) переживаний и подлинной духовной жизни человека, ее трансцендентной первоосновы (неизмеримого бытия по Экхарту или субстанциональности души). Трансцендентная функция, лежащая за пределами опыта, недоступная познанию, непостижимая для разума, представляет связь между реальными и воображаемыми или рациональными и иррациональными данными, перекидывая тем самым мост между сознанием и бессознательным. К.Г. Юнг (2016) рассматривал трансцендентную функцию как наиболее значимый фактор в психологическом процессе. Трансцендентная функция является существенным компонентном саморегуляции психического. Проявляясь по большей части символически, она переживается как новая установка к жизни и к своему носителю (Зеленский В.В. Толковый словарь по аналитической психологии. М.: Высшая школа; 2000. 120).

О психиатрии как об эмпирическом феномене можно говорить лишь в случае интерпретации нарушений поведения, движений, мимики (наблюдаемых психических явлений); здесь можно делать какие-то заключения, постулировать те или иные положения. Однако с психиатрией как теоретическим феноменом (конструктом) возникают непреодолимые трудности и тупиковые ситуации.

Живучесть положений классической психиатрии как биологически ориентированной дисциплины объясняется известной формулой «от добра добра не ищут»: если эта модель является общепринятой и не сопровождается ощутимыми и беспокоящими проблемами, то зачем искать другие модели. Несмотря на понимание тотальной уязвимости теоретических оснований и антигуманистических практик, а также на доступность более продуктивных и адекватных мировоззренческих и методологических подходов. Логика здесь довольно простая: лучше опираться на известные и постоянно обновляющиеся сведения о физиологии и патологии человеческого организма, чем на знания о душе, остающиеся «тайной за семью печатями», да и привычную зону относительного комфорта покидать нет желания. Этим и объясняется застой познавательных устремлений психиатрического сообщества и принятие ситуации, такой как она исторически сложилась.