Психоанализ второй ступени
Шрифт:
Но самое главное, способный наблюдать себя буквально со стороны, то есть пребывающий вне себя, становится безошибочным в своих мыслях и делах. Более того, в рамках старого закона он делается совершенно неподсуден, поскольку ставший Ничем, фактически прекращает быть прежним человеком и ходить туда, куда только и могут стремиться обыкновенные человеки. Кому дано судить [путь] сверхчеловека?..
* * *
Странное дело – когда затребованное некогда измененное состояние сознания вдруг нас посещает, мы никак не можем вспомнить, когда и зачем его призывали. И вместо того, чтобы начать радостно с ним работать, говорим себе, что заболели, пьем успокоительное и пытаемся расслабиться, как будто очень сильно напряжены…
На протяжении
Нужно принять во внимание то печальное обстоятельство, что в профессиональные проповедники люди сейчас в массе своей идут по убеждению или “призванию”, но отнюдь не по дарованию. Стало уже “доброй традицией” горячо рассуждать с кафедры о духовном и обучать внемлющий народ, ни разу в жизни Бога не узрев и понятия не имея о том, как Он выглядит и чего от нас хочет. По преданию или воспоминаниям очевидцев, так сказать, создавая эдакие ментальные конструкции…
В нашей жизни реально существуют вещи невидимые и, увы, умом не постигаемые. Говорить о них, конечно, необходимо, собственно этим мы сейчас и занимаемся, но только делать это нужно с великой осторожностью, поскольку тонкое легко рвется. И однажды испачканное неточностями, потом трудно отстирывается. Увещевания же о том, что без духовности человек скоро забывает свои корни, неизбежно деградирует, душой черствеет и идет к верной погибели, хоть и верны в принципе, но размыты и неубедительны, поскольку по сути есть риторика. Уже не срабатывает. Так что без храма и воскурения ладана в наши дни не столько можно, сколько наверное просто доведется обойтись, поскольку увлечение понятиями и вещами рукотворными, равно как и мода на некогда запретное, весьма скоротечны и вслед за уходящим тысячелетием неминуемо прейдут. Опустеют здания архаичных верований, но вот только не хотелось бы, из любопытства заглядывая в прекрасные музеи духовной культуры прошлого, остаться без своего духовного настоящего и будущего. А что это такое? Вот он – вопрос…
* * *
Цивилизация, тотально и принудительно интеллектуализировавшая современного человека, превратила его в машину, поневоле думающую всегда. Однако в перспективе нас ожидает нечто еще более угрожающее: неизбежно и полностью будут психологизированы не только общество, что как бы естественно и понятно, но и сама личность, а также культура и, стало быть, дисциплина общения с неведомым, если только, конечно, этот процесс уже благополучно не завершился. Вот почему предложения незамедлительно поискать новые определения, формы и ситуации контакта с духовным сегодня вовсе не кажутся идеями чересчур экстравагантными и преждевременными.
Человек, стоящий на рубеже нового тысячелетия, воспитанием и образом жизни отводимый сейчас от рукотворных храмов уже в силу того, что время эпосов закончилось, рискует позабыть не только легенды наивных театрализованных религий, но и то, что вообще есть храм в душе и как его возводят. Мы здорово рискуем разучиться слышать Собеседника, превратив наш диалог в “испорченный телефон”. Как бы не уподобиться “умному” атому… Представьте себе, что какой-нибудь атом вдруг решит, будто у него
* * *
Театр… (продолжение)
Все организационные вопросы, связанные с планами на будущее, жильем, переходом на летнее время, распределением ролей и прочим, в нашемТеатре решаются в рабочем порядке, спокойно и цивилизованно. Не то, что в других. Точнее говоря, никакие вопросы здесь вовсе не решаются, поскольку никто себя ими и не озадачивает. Все проблемы, от своевременного урегулирования которых зависит поддержание на должной высоте стабильного качества вечерних спектаклей, администрацияТеатра чутко предугадывает и заботливо перекладывает на собственные плечи, не отвлекая всякими мелочами коллектив от работы.
Разумеется, это вовсе не значит, что артисты совершенно оторваны от жизни, пребывают в каких-то искусственных стерильных условиях и понятия не имеют о том, что творится у них под носом. Конечно же они все знают, поскольку читают обо всем в газетах и регулярно знакомятся с распоряжениями администрации, поглядывая на доску объявлений в коридоре. В самом деле, нужно же быть в курсе событий и знать, как следует себя вести в той или иной ситуации или во что, к примеру, вечером одеться, чтобы не выглядеть смешно.
Когда в календаре, что висит за кулисами, заканчиваются листочки, на которых кто-то до сих пор рисовал слово “лето”, рабочие сцены быстро соображают, что надлежит делать. Они весело поднимаются по лестнице под самый купол Театра и из закрепленных там на стропилах деревянных ящиков лопатами бросают на сцену снег. Всем от этого делается холодно, птицы быстро собираются и улетают на юг. И даже тот, кто никаких объявлений или газет отродясь не читал, в такие моменты отлично понимает, что вТеатре наступила зима и пора надевать шубу. Точно так же здесь время от времени устраиваются наводнения, пожары, различные эпидемии и войны.
Хотя, впрочем, нет. один раз театральный профсоюз все же пошел на поводу у общественности и проявил собственную инициативу. Вернее, скажем так, он был вынужден занять “активную позицию” и принять, наконец, первое в своей истории самостоятельное решение. Вдруг выяснилось, что у выборных театральных органов никакой связи с администрацией не было и нет. Ни телефонной, ни тем более прямой, – никакой. Вот почему профсоюз так и не смог передоверить театральному руководству свою проблему, решение которой в тот момент абсолютно не терпело отлагательств. ВТеатре назревала революция. Дело шло чуть ли не к перевыборам профсоюза. Ситуация явно выходила из-под контроля, и земля под ногами худсовета зашаталась. Необходимо было незамедлительно предпринимать какие-то решительные шаги и окончательно определиться в одном весьма щекотливом идеологическом вопросе. Пора было раз и навсегда покончить с тем идиотски двусмысленным положением, в которое благодаря подстрекательству нескольких смутьянов оказался вдруг ввергнут дружный коллектив нашегоТеатра.
Художников и бутафоров в спешном порядке и за огромные премиальные заставили ночью найти и отвести на сцене подходящую площадку под “зрительный зал”. Как полагается его выкрасить, лучше всего темной краской (так якобы обнаруживается больше сходства с оригиналом), а главное, отгородить его от остального пространства сцены до такой степени неприступным забором, чтобы даже кошки со временем перестали там гулять. Настоящего зрительного зала из-за постоянно бьющего в глаза света юпитеров, в жизни никто не видел. Кроме того, оттуда который год подряд раздается одна лишь тишина. Однажды кого-то разобрало-таки любопытство: а есть ли там зрители вообще. Вот почему в тот проклятый день и прозвучал наглый вопрос: “Для кого играем?”