Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Шрифт:
Эдипальная стадия в становлении индивида была для Фрейда той архимедовой точкой, из которой он выводил особенности любойпсихической организации, психику как таковую, по той причине, что постреализм следовал зареалистической эдипальностью и не мог понять «следование из» иначе, чем результат Эдипова конфликта. Борьба с родителями (с реалистической ментальностью) предполагала для символиста Фрейда, что и родители боролись с родителями. Для символиста вне эдипальности нет истории. Т. е. нет человека.
1.1.2.Фрейд сообщил истерии, как и прочим явлениям психики, янусообразность. В «Bruchst"uck einer Hysterie-Analyse» (1901, 1905) и в «Hysterische Phantasien und ihre Beziehung zur Bisexualit"at» (1908) Фрейд определил истерика как личность, которая соединяет в себе мужской и женский принципы [268] . Девочка становится истеричкой из-за того, что она ревнует отца в его отношении к женщинам и хочет занять его место (история «Доры» = Иды Бауэр). Юнгианство не прибавило ничего нового к фрейдовской концепции истерии. Для учеников Юнга истеричен тот, кто смешивает Animus и Anima:
268
Эту линию исследования истерии продолжил К. Абрахам: Karl Abraham, Psychoanafytische Studien,Bd. II, Frankfurt am Main 1971, 205.
Cassandra <…>
Фрейд задал психоанализу традицию, от которой наука о психике не смогла избавиться, несмотря на все ее старания развить понимание истеричности. Поначалу истерический характер описывался психоаналитиками как многосоставный. Вот как были суммированы его черты: истерик театрален, эмоционально неустойчив, зависит от другой личности, эгоцентричен, склонен к тому, чтобы соблазнять, легко поддается влияниям [270] . Позднее все эти параметры истерического характера [271] были сведены к двум: к театральности и к эмоциональной лабильности [272] . С. Ментцос пошел еще дальше по пути редукционизма и оставил истерику только автодраматизацию [273] . Как бы ученые ни подходили к истерику, они не забывали упомянуть театральность его поведения. Чужая роль (женская у мужчины, мужская у женщины), разыгрывание которой Фрейд вменил истерику, была абстрагирована психонализом и превращена в театральность как таковую. Но неужели только истерик может быть актером? И неужели театр сплошь истеричен?
269
Laurie Layton Schapira, The Cassandra Complex.Living with Disbelief. A Modem Perspective on Hysteria (= Studies by Jungian Psychology by Jungian Analysts, 36), Toronto 1988, 10.
270
P. Chodoff, H. Lyons, Hysteria, the Hysterical Personality and «Hysterical» Conversion. —American Journal of Psychiatry,1957/1958, Vol. 114, 734–740.
271
Ряд психоаналитиков считали, что многими из этих признаков обладает не только истерик — см., например: Martin G. Blinder, The Hysterical Personality. — Psychiatry.Journal for the Study of Interpersonal Processes, 1966, Vol. 29, № 3, 227.
272
Phillip R. Slavney, Perspectives on Hysteria;Baltimore, London 1990, passim.
273
Stavros Mentzos, Hysteric.Zur Psychodynamik unbewusster Inszenierung, M"unchen 1980, 21 ff.
Думая на символистский лад, видя в человеке не снятую альтернативность, Фрейд рассмотрел истерика истерически. Фрейдизм возник как учение об истерии. Исследуя ее, Фрейд выработал важнейшие категории психоанализа — такие, например, как травма и катарсис. Истерическая наука, фрейдизм, замаскировала свою сущность тем, что сделала свое содержание внешним по отношению к себе — предметом, изучения. Истерик был для Фрейда тем лицом, которое выбирает себе несвойственную ему роль, потому что истерик Фрейд выпадал из своего характера, принимая его за чужой (за изучаемый предмет). Истерик обнаруживает в мире биполярность. Если мы возьмемся утверждать, что этим исчерпывается смысл истерического характера, то мы выдадим следствие за причину. Чтобы проникнуть в глубь истерического характера, нужно попытаться понять, чем обусловливается присущее ему биполярное мировоззрение.
1.2.1.Как утверждалось выше, биполяризация — лишь одна из форм, в которой истерическая культура, символизм, воплощала свое представление о всесвязности. Откуда берется у личности идея панкогерентности?
В своей стадиологии Фрейд не нашел места для истерической фазы в эволюции детского психизма. Истерик не смог восстановить тот момент, который был определяющим для формирования его психики. Истерическая стадия детства была не специфична для Фрейда, т. к. он не был от нее по-настоящему дистанцирован [274] .
274
Правда, в одной из своих ранних работ об истерии («Zur "Athiologie der Hysteric» (1896) Фрейд замечал, что психоанализ истерика выявляет, сколь важен для образования истерических симптомов возраст между двумя и четырьмя годами. К этому наблюдению Фрейд никогда более не возвращался.
Чаще всего фрейдизм приурочивает рождение истерического характера к эдипальной стадии. Однако многие психоаналитики не были удовлетворены таким генетическим объяснением истерии. О. Фенихель считал, что созидающим истерию является кастрационный страх [275] . Л. Израёль усмотрел в истерии возвращение к пре-эдипальным оральным фантазиям [276] (т. е. к детскому садизму). С. Ментцос вообще отказывается обсуждать фиксированность истерического характера на какой-то одной из фаз психогенеза: истерия может быть выходом и из эдипальной, и из оральной, и из нарциссистской ситуаций [277] . Итак, фрейдизм, даже поправляя своего учителя, не рискнул пуститься на поиски специфически истерических начал истерии. Истерик смешивается то с эдипальным психотипом, то с кастрационным, то с садистом, то с нарциссом. Но у каждого характера есть свой пункт фиксации в детстве, собственнаяисходная точка, без которой та неотъемлемая психическая собственностьсубъекта, что называется характером, не могла бы возникнуть. Остается только удивляться тому, сколь устойчива в психоанализе внутренняя противоречивость.
275
Otto Fenichel, Hysterien und Zwangsneurosen,Darmstadt 1967 (Nachdruck der Ausgabe Wien 1931), 21 ff.
276
Lucien Isra"el, 1. Die unerh"orte Botschaft der Hysteric,2. Aufl., aus dem Franz"osischen von P. M"uller, P. Posch (= L’hyst'erique, le sexe et le m'edecin, Paris 1976), M"unchen, Basel 1987, 252 ff. Оральная регрессия приписывалась истерику и другими учеными — ср., например: Wilhelm Reich, Charaktcranalyse(1933), K"oln, Berlin 1970, 224 ff; J. Marmor, Orality in the Hysterical Personality. — Journal of American Psychoanalytic Association,1953, № 1, 656–671.
277
Stavros Mentzos, op. cit., 29 ff.
1.2.2.Инфантильная истеричность (мы имеем в виду не больных истерией детей, но всякого ребенка [278] ) располагается между садистской и эдипальной стадиями психогенеза (т. е. приходится на возраст между двумя с половиной и четырьмя годами). Ребенок, пытавшийся в свой садистский
278
Cp: о болезненной истеричности у детей: Elisabeth Klo"e, Hysterie im Kindesalter.Entwicklung des kindlichen Hysteriebegriffes, Freiburg 1979, passim.
279
Ср. о преэдипальном возрасте: «During the second, third, and fourth years of life he < ребенок. — И.С.>optimally acquires certain controls and achieves some degree of independence and autonomy. During this period, moreover, he expands his capacity for one-to-one relationships, thus adding to his own ego identifications» (Elizabeth R. Zetzel, The so called good Hysteric. — International Journal of Psycho-Analysis,1968, Vol. 49; 257). Если ребенок освобождается от одно-однозначного отношения с матерью, то как он может его же и усиливать? Из отказа от какого-то типа связи никак не вытекает ее интенсификация. Логика процитированного рассуждения недоступна нашему разумению.
280
Регресс символистской личности к детской эгоцентрической речи описала З. Гиппиус на примере Розанова: «С блестящей точностью у Розанова „выговаривается“ (записывается) каждый данный момент. Пишет он — как говорит: в любой строке его голос, его говор, спешный, шепотный, интимный. И открытость полная — всем, то есть никому» (Зинаида Гиппиус, Живые лица(1922), С.-Петербург 1991, 114).
Истерический ребенок не ведает, чего он хочет. Он не знает своего желания. Он преодолевает, таким образом, инстинктивность как таковую (инстинктивному существу его объект предзадан). В своей борьбе с биологической предопределенностью субъект расстается на совершаемом им истерическом шаге развития с Es, с отприродной потребностью иметь конкретный объект. Человек символистского времени одинок: «Сознание безысходного одиночества и мистический страх перед собою — вот главные тоны нашего я» [281] , — сокрушался Анненский в статье «Бальмонт — лирик».
281
И. Анненский, Книга отражений,Москва 1979, 101.
Э. Кречмер думал, что большинство истерических реакций диктуется человеку тем, что тот не может интеллектуально справиться с некоей ситуацией и попадает во власть инстинктов. Э. Кречмер отстаивал убеждение,
…dass gewisse hysterische Reaktionstypen zu allgem ein tierischen Instinkten nahe Beziehung haben… [282]
Наше мнение диаметрально противоположно только что пересказанному. Животные не бывают истериками. Человек разражается истерической вспышкой гнева вовсе не из-за того, что им владеет инстинкт, но по обратной причине, которая состоит в том, что он не может реализовать свою инстинктивность, найти для Es приложение в мире объектов. Попросту говоря, истерический гнев, как и прочие проявления истерии, свидетельствует о бессилии субъекта утвердить себя в объектной среде. Тело, не направляемое силой инстинкта, перестает быть тем, что биологически дано субъекту, и ищет себя там, где оно отсутствует [283] . В момент истерической ярости оно выходит за свои пределы, рвется из себя, увеличивая количество своего наличия в мире за счет повышения голоса, усиления жеста, чрезмерной подвижности. Но оно может и как бы исчезать, окаменевать, терять динамику.
282
Ernst Kretschmer, Hysteric, Reflex und Instinkt(1926), 4. Aufl., Leipzig 1946, 20.
283
Описывая детское поведение в возрасте от двух с половиной до четырех лет (именно этот возрастной интервал является, с нашей точки зрения, истерической фазой психогенеза), Ю. С. Кестенберг отмечает желание детей выяснить, где они были до рождения (Judith S. Kestenberg, Two-and-a-Half to Four Years: From Disequilibrium to Integration. — In: The Course of Life,Vol. III, 42–43).
В каких бы соматических аномалиях ни выражалась истерия: в нечувствительности к боли, в расстройстве дыхания, в судорогах и конвульсиях, в мнимой беременности и пр., и пр., тело выступает для истерика в качестве не егоорганизма, в качестве достояния, не ему или не только ему принадлежащего [284] . «Я» истерика неконгруэнтно его телу. Истерическое тело атопично, неважно, как эта атопичность сказывается: в том ли, что «я» стремится создать дополнительную, избыточную соматику (интенсификация моторности, воображаемая беременность); в том ли, что органы тела меняются местами (превращение телесного входа в выход в случае истерической рвоты); в том ли, что тело оказывается неспособным к бытию в пространстве (становится квазипарализованным, теряя дыхательные или двигательные возможности) [285] .
284
Греч, «hysteria» = «матка». Античная интуиция выбрала для обозначения истерического заболевания название того органа, которое служит местом, где в теле возникает новое тело. Общая история понятия истерии, начиная с античности, была изучена тщательно и многократно — см., например: Ilza Veith, Hysteria: The History of a Disease,Chicago 1965, passim. Истерия бывает коллективной (массовая паника) именно потому, что в коллективном теле нам легче всего уступить собственную соматику Другому.
285
Здесь уместно указать на то, что эпоха символизма интересовалась кликушеством (см., например: Н. В. Краинский, Порча, кликуши и бесноватые.С.-Петербург 1900, passim (отдельный оттиск из журнала «Русский медицинский вестник»). Кликушество случалось у русских женщин после их вступления в брак или после родов, т. е. после потери телом его целостности. Этот вид истерии, обусловленный не столько характером ее носителей, сколько преходящими обстоятельствами, был результатом временной утраты телесной идентичности. Кликуши подражали в церквях голосам животных. Они имитировали животных, чтобы восполнить недостачу инстинктивности, становящуюся заметной тогда, когда субъект более не может идентифицировать себя со своим телом. Ремизов заново переписал один из кликушеских текстов XVII в., «Повесть о бесноватой жене Соломонии»: Алексей Ремизов, Бесноватые.Савва Грудцын и Соломония, Париж 1951. Об изображении истерии в самой «Бесноватой Соломонии» ср.: Waiter Koschmal, Die «befleckte Empf"angnis» Solomonijas. Zur k"unstlerischen Gestaltung einer russischen Barockerz"ahlung. — Psychopoetik…,15 ff.