Психолог

Меджитов Вадим

Он сорвал ее рубашку одним мощным движением, не заботясь более об условностях настоящего мира. Его переполняла невиданная мощь, и он хотел выплеснуть ее в едином страстном порыве.

Она не отставала. Она никогда не отставала.

Как там, интересно, Малькольм? Как он справляется со всей этой энергетикой, находясь столь близко к ее источнику?

И это были последние вопросы, обращенные к реальности, которые возникли в голове у Келена. Через секунду он уже был занят совсем другим.

А чиновники продолжали умирать под торжественные речи и одобрительные

выкрики со стороны народа. Умирали в муках, в страхе и абсолютном непонимании, почему все так вышло.

Кто-то молился. Кто-то просто плакал. Кто-то отчаянно звал на помощь. Все они в этот самый момент были обычными людьми, жертвами, которых бросили на растерзание.

И все же… это был прекрасный день.

XXXIII

Очередная бутылка с вином была быстро опустошена под неутомимым натиском двух престарелых мужчин.

Странно, но первый раз за долгое время Зигмунд не ощущал себя старым. Равно как и мужчиной. Скорее, молодым свежим зеленым неопытным монстром, которому еще многое предстоит узнать.

Может, ему необходима была жизненная встряска?

Вряд ли. Он слегка покачал головой, смотря вслед уходящему из комнаты оборотню, который, покачиваясь, отправился на поиски уборной. Интересно, насколько ироничной можно назвать привычку искать туалет, когда ты давно признан обществом, как опасный кровожадный зверь? Или важно не то, кем считает тебя общество, а кем считаешь себя ты сам?

Нет, жизненная встряска все же тут ни при чем. У него так и не ушло желание уйти из этой жизни, он просто слегка приглушил его другими эмоциями, другими занятиями. Или в этом и состоит смысл всей жизни? Бежать от смерти, пока не надоест… занимать себя делом так ожесточенно и умело, чтобы только не думать о будущем конце. Может быть, именно поэтому Малькольм так отдался своей работе?

Ведь их раньше называли умными людьми. Они и сами считали себя таковыми. Эгоистично так думать, но что делать, если это правда? Слишком много мыслей, слишком много времени тратится на внутренние переживания. И чтобы заглушить все это, чтобы не спрыгнуть с обрыва, отчаявшись после тысячи мысленных тупиков, надо что-то делать.

Но просто «что-то» не помогает. Действительно, можно начать делать каждое утро зарядку. Найти любой род деятельности, например, работу в городе. Завести семью. Общаться с друзьями. Найти занятие по душе и по средствам. Но что если это все лицемерие перед самим собой? То есть вся жизнь и есть проявление лицемерия, но здесь мы хватаем лишнего… ведь если смысл жизни в бегстве от смерти, если боги прокляли нас, заставив быть прирожденными эскапистами, то…

Теперь Зигмунд начал отчетливо понимать, почему ему хотелось умереть. Да, теперь-то он все понял.

Теория проста. Общество дает тебе жизнь, дает тебе занятие и средства для существования. Тебе предоставляют ограниченный выбор рода деятельности, ведь все уже давно предопределено до тебя. И ты начинаешь крутиться в этой заранее созданной для тебя системе, своеобразной песочнице, проходя одни и те же пути, что

и многие люди.

Рождение, базовая социализация, обучение в строго определенных общественно одобренных институтах, где твою голову наполняют общественно одобренными знаниями, затем работа, которую тебе преподносят, как некое высшее благо для разумного человека, а те, кто пытаются уйти от базовых правил, подвергаются гонениям и презрению. Затем тебе то тут, то там ведают о Любви, о ее красоте и незыблемой необходимости в ней. Ты веришь и Любишь, не понимая, что твои взгляды уже далеко не твои, а извращены общественными суждениями о том, как надо и как будет.

И все это нужно, чтобы ты забыл о смерти, чтобы ты прошел стандартный путь, оставил после себя таких же стандартных наследников. Ты не можешь оказать значительного влияния на целый мир, лишь локально и незначительно ты его преображаешь, но весь курс мировой истории предопределяется лишь одним типом людей.

Финансистами.

Эти презренные мужи и женщины управляют миллионами личностей, направляя их в единственно верное для развития мира русло. А правильность определяется сначала формулами, расчетами, здравым смыслом, а затем человеческим тщеславием, честолюбием и маразмом.

Все правители этого мира — это отъявленные негодяи. И это нормально, ведь общество согласилось на такой порядок вещей, подписав незримый общественный договор. Все средства хороши, лишь бы избежать анархии и тотального беззакония.

Но что если такой порядок вещей изжил себя? Что если даже правители этого несчастного мира стали жить в какой-то замкнутой временной петле, совершая одни и те же преступления, наступая на одни и те же грабли, говоря все те же слова? Миру необходимо обновление, очищение от всей этой падали, грязи и наслоений жира. Дом может простоять долго, но время от времени его нужно чинить или реставрировать. А потом снести его и построить новый.

Молодые должны заменить старых. Это непреложная истина. Но что если мы все время смотрели на эту идею неправильно? Мы считали, что молодые — это те, кто молод по возрасту. А если этот молодой человек высказывает все те же старые неработающие идеи, те же взгляды, что и раньше? Так ли он молод на самом деле?

Зигмунд понял, почему он хотел умереть. Не только потому, что он более был не нужен в этом мире. Это также являлось правдой, ведь он прожил уже более семидесяти лет, а старики должны быть в могиле, по мнению правителей этого мира. Пожил, поработал и все, хватит. Умирай, ты больше не нужен.

Но это было не единственной причиной. Он хотел умереть, потому что он был стар. Стар не столько по возрасту, но из-за взглядов и суждений. Его мировоззрение устарело, потому что одними теориями сыт не будешь.

Малькольм был в чем-то прав. Саморазвитие — это для мнительных барышень, которые хотят из себя что-то да представлять. Но это бесполезно, если развитие проходит просто ради развития. В молодости мы можем это себе позволить, но затем сознание будет спрашивать… зачем?

Почему я изучаю новый язык? Просто так?